Возрождение надежды

А Фарр между тем, скользнув по серебряной ладони, оказался между Небесными Самоцветами и, вытянув руки в стороны, прижал ладони к их оплавленным бокам. И в тот же миг камни, похожие на невиданных размеров мутные желто-белые топазы, в глубине которых змеились темно-зеленые прожилки и искрились крохотные кристаллики, вспыхнули ярким и ясным холодным, как зимнее солнце, огнем.

Атт-Кадир испытал странное, ни с чем не сравнимое чувство. Мозг его как будто разом соприкоснулся с разумами всех присутствующих в Священном Доме. Их мысли и тревоги открылись ему, но что было, безусловно, более важным — им открылась воля Богини. Точнее, они услышали ответ на заданный Ей вопрос и повели себя соответствующим образом. Тальбы подхватили клетку с Цурсогом и, водрузив на одну из серебряных ладоней, продвинули по ней на то место, где только что стоял Фарр, так что она очутилась между Небесными Самоцветами.

Кэрис, вспрыгнув на постамент, принялся; помогать атт-Кадиру отвязывать от ребер клетки чудесные мечи, один из которых получил Даманхур, второй Асверия, третий — Мадьок, а четвертый — Рей. И мечи эти, направленные ими в сторону клетки с Цурсогом, образовали крест — одну из древнейших магических фигур, знакомых всем племенам и народам. И указывали они на четыре стороны света, символизируя в то же время четыре стихии, четыре времени года и четыре народа, выносившие приговор Подземному Властелину. А за каждым из меченосцев стояло по магу: Драйбен, Кэрис, Тиир и Кер-дин — высокий мускулистый мужчина средних лет, с чисто выбритым коричневым от загара лицом, больше походивший на воина или капитана боевой галеры, чем на чародея-отшельника.

Фарр и эт-Агайат заняли места с противоположных сторон постамента — у запястий обращенных друг к другу серебряных ладоней. Тальбы и халитты образовали круг, и, когда безмолвное построение некой сложной магической фигуры было наконец завершено, все присутствующие услышали хрустальный, переливчатый звон. Свечение Небесных Самоцветов стало ярче, и стоящий за спиной Мадьока Драйбен понял, что пришла пора исполнить задуманное. Рильгон и его родичи, неоднократно пытавшиеся проникнуть в Логово Подгорного Властелина, Кэрис, тальбы и он сам, испытав на Цурсоге силу своих чар, пришли к мысли, что Чужак окружил себя непроницаемым коконом, проломить который можно лишь изнутри. Для этого следовало накормить Подгорного Повелителя такими столь любезными ему чувствами, как боль, страх и отчаяние, досыта, до отвала. Насытить так, чтобы лопнула проклятая тварь, ибо бывают половодья, сносящие самые высокие мосты, и разливы, рушащие самые прочные запруды, а огонь, обогревающий жилища, превращается порой во всепожирающего зверя. И начать кормить ненасытную тварь, лакомящуюся людскими страданиями, надлежало мергейту, тому, чей народ первым претерпел от козней Подгорного Властелина.

Подумав так, Драйбен положил руку на плечо стоящего перед ним Мадьока, и на месте Небесных Самоцветов возникли десять горящих в ночи костров. Десять вместо одиннадцати, означавших, что десять нангов — вождей племен предательски убиты в юрте Гурцата, а одиннадцатого — Худука — надобно сыскать и убить. И все собравшиеся в Священном Доме увидели, как он был убит в юрте Илдиджинь, и ощутили боль, ярость и страх преданного родичем, затравленного человека, словно Боги Покровители сберегли эти чувства специально для такого вот случая…

А потом все увидели резню в неизвестном пограничном селении, в Шехдаде, Эль-Дади и Астутеране. В воспоминания Мадьока вплетались картины избиения и казней, виденные Фарром, Драйбеном, Кэрисом и Даман-хуром…

Они видели, чувствовали и пережили все, что пришлось пережить перед смертью павшему в отчаянной рубке Джендеку, подстреленному на крепостной стене Биринджику, корчащемуся на колу вейгилу Халаибу, тщетно сражавшемуся с призраком из прошлого Ясуру, превращавшейся в камень Илдиджинь. Растерзанные черным волком перед ведущей в Логово Тропой мергейты, погибшие в бою и убитые потехи ради саккаремцы, нардарцы, халисунцы, нарлаки и арранты проходили перед ними бесконечной чередой. Жители безымянных сел и деревень, обитатели разрушенного Кух-Бенана, Астутера-на, Лурхаба Кайвана, Мельсины, Сахра и многих других цветущих городов… Их были сотни, тысячи, десятки тысяч, но даже мелькнувший на миг в алом мареве человек возопил об отмщении, привнося свою лепту боли, ужаса и отчаяния в общий котел страданий, переварить которые не в силах был даже ненасытный Подгорный Властелин.