Читаем Возрождение церковной жизни в Сибири. По страницам дневников архимандрита Серафима (Александра Егоровича Брыксина), в схиме Иринея полностью

– Не знаю, можно ли вспомнить подробно детство своё, которое осталось далеко-далеко позади, – размышлял отец Серафим, приступая в начале 1960-х годов к своим воспоминаниям.

Тогда он был ещё простым священником Покровской церкви в Красноярске и не мог предположить, что ему придётся несколько десятилетий потрудиться над своими дневниковыми записями. Эта задумка – зафиксировать свой жизненный путь на бумаге – побуждала автора к сопутствующим размышлениям. И он делится ими с нами.

Испрашивал помощи Божией

2

Между прочим, если внимательно сосредоточить свои мысли о прошлом, то кое-что из особенного можно восстановить в памяти. Вот мне и пришла в голову мысль. Не знаю, можно ли ее назвать блестящей. Но мне-то что до того, назовут или нет её блестящей.

А я, поскольку заинтересовался запечатлеть своё прошлое, а особенно детство, назову свой труд о воспоминании блестящим только с условием, если его напишу. Правду сказать, это будет стоить труда.

Но сам я себя называю верующим и глубоко убеждённым в Бытии Божием. Поэтому, испрашивая благодати и помощи Божией для начатого труда, верую – Он поможет в моих начинаниях. Он вёл меня загадочной тропинкой от моей колыбели, вёл и ведёт до сегодняшнего дня.

И только к своему назначению, когда я ясно почувствовал Его руку, мне невольно захотелось вспомнить, какой Он чудной и извилистой тропинкой привёл меня к своему назначению. Гнев и милость Его периодически посещали меня и весь мой родительский дом, да и было за что гневаться.

Родители, и особенно отец – неверующие. Отец и матери не разрешал верить. А она, поддавшись страху перед ним, заглушила в себе веру. И нас, то есть свою детвору, не привела в лоно Православной Церкви. Вот я и рос нехристем в суете житейской волокиты.

Алтайский край

Помню, большое наводнение (1937 года) 3 в нашем селе, и мы с братом, как два воробушка, сидим на завалинке, «ловим» рыбку на самодельные крючки. Вот, закидываем, но рыбка не идёт на такой крючок. Да и была ли она там? Но мы не отчаивались, потому что вместо рыбы всякий раз вытаскивали то клок прошлогодней травы, то засохшую ветку, то плывущую ветку. И это безмерно забавляло нас, повествует, годы спустя, отец Серафим, не опуская мельчайших подробностей.

Вечерами же мы любовались чудесными пейзажами нашей деревни. Вот гряды Алтайских гор, соединившись с заревом небесного домостроительства, ярко отражаются в воде, которая господствовала по всей горемычной деревушке. Тихий всплеск воды, и самодельный плотик пришвартовался к самому порогу хаты.

Это отец привёз на своём транспорте маму, которая была на горе, справляясь по хозяйству. Ухаживала за домашними животными, которые вынуждены были при таковых стихийных бедствиях обитать по горам.

Чем это кончилось, не знаю.

Надо, правда, прибавить к тому рассказанный случай, как однажды старший брат, увлекшись плаванием на плотике, изъявил желание и сестрёнку покатать. И вот в порыве своего удовольствия он довольно-таки далеко угнал свой плотик. И не заметил, как его начало притягивать быстрое течение реки, которое могло бы и навсегда притянуть. Но, видно, Промыслом Божиим этому не суждено быть. Заметили соседи и поспешили ликвидировать сию беду.

Простояла вода около месяца, причинила кое-кому неприятности и ушла.4 Постепенно она вошла в свое русло и, как была не была, по-прежнему понесла свои воды в просторы морской пучины. Вместе с ней и моя жизнь потекла вперёд к миру, который также шумел бесчисленными суетами жизни.

Кузбасс

В 1938 году родители переметнулись на городское местожительство и работу. Кое-как, с горем пополам, отец устроился, нашёл квартиру и стал доставлять нас, то есть мать нашу с нами к новому месту, – вспоминает о. Серафим о своём детстве и пути в Кузбасс.

Зима. Холод. И вот – две повозки двигаются по снежной дорожке. Первую повозку тащит лошадка, вторую – бычок. Каков вид этого бычка, не знаю, ну, а то, что нас четверо, нет – даже пятеро живых малышей, прятались под одним тулупом в этой повозке – помню.

Трудная дорога. Много поту потерял бедненький бычок. И это видно, потому что всякий раз при подъёме нас заставляли двоих высаживаться и частыми детскими шагами тащиться за санями. Где-то ночлег состоится. И опять тронулись в путь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука
Хрупкий абсолют, или Почему стоит бороться за христианское наследие
Хрупкий абсолют, или Почему стоит бороться за христианское наследие

В книге "Хрупкий абсолют" Славой Жижек продолжает, начатый в его предыдущих исследованиях, анализ условий существования современного человека. Условия эти предопределены, в частности, исчезновением стран реального социализма и капиталистической глобализацией. Как показывает Жижек, эта на первый взгляд политэкономическая проблематика является, по сути дела, еще и проблемой субъективации человека. Потому здесь и оказывается возможным и даже неизбежным психоаналитический, а не только политэкономический подход. Потому не удивительно, что основные методологические инструменты Жижек одалживает не только у Карла Маркса, но и у Жака Лакана. Потому непреложным оказывается и анализ тоталитаризма. Абсолютно хрупкий человек в поисках своих оснований... Славой Жижек — один из крупнейших мыслителей наших-дней. Родился в Любляне (Словения) в 1949 году. Президент люблянского Общества теоретического психоанализа и Института социальных исследований. Автор многочисленных книг — "Все, что вы хотели знать о Лакане, но боялись спросить у Хичкока" (1988), "Сосуществование с негативом" (1993), "Возлюби свой симптом" (1992), "Зияющая свобода" и других. В 1999 году в издательстве "Художественный журнал" вышел перевод его главного труда "Возвышенный объект идеологии".

Славой Жижек

Христианство / Религия / Эзотерика