– Нам тогда казалось, что Господь оставил нас, – сказал Джеймс, отчаявшись закончить рассказ. Теперь, когда он начал, то не мог остановиться. – Мы все пытались и пытались убедить Софию, но она вела себя практически так, словно у нее нет никакого ребенка. Все ее дни проходили в приступах рыданий. Она говорила, что слишком расстроена, чтобы держать ребенка, и что Джейн, разумеется, так же расстроена, как и она.
– Но это было не так? – спросила Маргарет.
Джеймс покачал головой.
– Джейн росла удивительно здоровой девочкой. Мы обожали друг друга.
Бледная Маргарет нерешительно спросила.
– Как долго это продолжалось?
– Два года.
– У Софии были хорошие дни, – забормотал граф. – Казалось, она снова стала собой, была беззаботной, но потом…
Джеймс заставил себя закончить мысль отца:
– Ее обнаружили стоящей над кроваткой Джейн, пока та спала, молчаливую, серьезную. Никто не знал, что думать. Никто из нас не мог и представить.
– Я… Я не могу больше! – выкрикнул отец, его лицо сморщилось от боли. – Я не могу.
К полнейшему собственному удивлению, Джеймс подошел к отцу и взял его руками за плечи. Он согнулся, заставляя его посмотреть ему в глаза.
– Мы должны. Для нашего же блага. И для их тоже.
– Д-Джеймс. – Отец затряс головой и крепко зажмурился. Сквозь седые ресницы показались слезы. – Ты сможешь когда-нибудь простить меня?
– Тише, отец, – успокаивал графа Джеймс. – Я никогда не думал, что ты нуждаешься в моем прощении.
– А как же иначе?
Джеймс прижал голову отца к своей груди.
– Мы оба позволили им умереть, потому что были самоуверенными дураками.
– Ни один из вас не позволил им умереть. – Твердый голос Маргарет врезался в тоску Джеймса.
Пауэрз в ярости уставился на свою жену.
– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.
Она встала, широко распахнув глаза.
– Это была вода.
Джеймс моргнул.
– К-как?
– В бреду ты сказал, что ребенка нельзя подпускать к воде.
Джеймс обнимал отца, но внезапно почувствовал, что снова хочет стать маленьким мальчиком, о котором заботятся и которого полностью защищают. Защищают так, как он не смог сделать с собственной дочерью и Софией.
– Я не должен был их оставлять.
Отец отодвинулся и открыл глаза. Его взгляд был диким. Морщинистое лицо было мокрым от слез.
– Я убедил тебя уехать. Я убедил тебя, что Софии будет полезно провести время без твоей постоянной опеки. Я думал… Я думал, что под моим присмотром она немного закалится.
Отец спрятал лицо в ладонях и всхлипнул.
Джеймс никогда не видел, чтобы старик плакал, и не в силах остановиться, они тихо зарыдали вместе. Но это было не все, и он знал, что должен закончить рассказ. Он покачнулся на каблуках, по-прежнему держа руку на плече отца.
– Меня не было и…
– София отослала слуг, – прошептал отец. – Они не могли ей возразить. Никто не мог и подумать, что существует какая-то реальная опасность. Кто мог такое представить?… – Отец уставился в пустоту, его щеки ввалились, от отчаяния он казался совсем постаревшим. – Она утопила Джейн в ванне. А потом, должно быть, перерезала себе вены. Слуги нашли их вместе. Самое странное, что София наконец держала своего ребенка на руках.
Джеймс сильнее вцепился в отца.
– Я винил тебя все эти годы. Я поносил тебя за то, что ты позволил им умереть, но это не ты был за них в ответе. Это была моя вина.
– Пожалуйста, прости меня, – прошептал отец. – Пожалуйста.
Очень медленно Джеймс поднял руки к его лицу. Он нежно обнял отца.
– Я прощаю тебя. Я слишком долго тебя наказывал. Надеюсь, ты сможешь простить меня.
Отец всхлипнул и обнял сына за плечи. Сначала Джеймс напрягся, не в состоянии припомнить, когда они в последний раз обнимались, но потом позволил тяжелым рукам отца утешить его, и обнял графа в ответ. Они несколько мгновений крепко держались друг за друга. Двое людей, которые отказывались принять свое горе и на долгие годы друг друга покинули.
Теперь это может прекратиться. Вместе они могут скорбеть и разделить свою любовь к тем, кто был так жестоко отнят.
Наконец Джеймс посмотрел на Маргарет, ставшую свидетелем их боли.
По ее щекам струились слезы, и она тихо произнесла:
– Спасибо.
– За что? – спросил Джеймс.
– За то, что почтили меня своим доверием.
Джеймс поднялся, ноги его не слушались.
– Мэгги, без тебя я был бы мертв. Не только мое тело, но мое сердце и душа. Думаю, у меня теперь есть шанс.
Она улыбнулась прекрасной улыбкой и боли и радости.
– Я думаю, твои шансы только начинают расти.
Он протянул руки к ней.
Когда она прижалась к его груди и протянула руку отцу, чтобы он к ним присоединился, Джеймс ответил:
– Думаю, ты совершенно права.
Маргарет покинула столовую вслед за джентльменами, оставившими позади годы боли. От усталости у нее дрожали ноги, а сердце болело от того, что пришлось пережить Джеймсу.
– Я много лет так рано не ложился отдыхать. – Граф провел рукой по серебристо-белым волосам, потерявшим свой обычно идеальный вид. – Сегодня я, пожалуй, сделаю исключение. Маргарет, вы не возражаете, если мы встретимся с поверенным в другой раз, чтобы обсудить ваше…
Она махнула рукой.
– Разумеется.