Во время пребывания в Крыму она видела лица людей, опустошенные войной, и, сказать по правде, и Джеймс, и его отец выглядели так, словно только что покинули поле битвы, унесшей жизни всех близких им людей. Оба годами позволяли яду разрушать себя. Этот день стал первым шагом в исцелении старых ран.
Граф протянул руку и погладил Маргарет по щеке большой ладонью. Его бакенбарды коснулись ее лба, когда он наклонился и поцеловал ее в висок, прежде чем отвернуться.
Джеймс стоял и молча ждал, пока отец их не оставит.
Маргарет не решалась заговорить. Что она могла сказать?
И все же взгляд Пауэрза был свободен от прежде присутствовавшего в нем призрака трагедии, его лицо светилось напряженной энергией, словно он скинул тяжелый груз.
– Нам нужно кое-что сделать, – заявил он.
– И что же?
– Нам нужно раздобыть тебе платье, потому что этим вечером я хочу вывести тебя в свет.
Мэгги моргнула, потрясенная этим внезапным планом.
– В свет?
– Да, – сказал он. – Думаю, нам с тобой пришло время начинать жить, и я хочу, чтобы весь Лондон знал, что ты моя жена.
Глава 28
Маргарет понятия не имела, как вышло, что платье сидит настолько идеально, – но так и было. Джеймс упоминал о мадам Ивонн и ее загадочной работе. Он только о чем-то пошептался с лакеем, и этим же вечером на пороге дома появилась большая белая коробка.
К величайшему неудовольствию Мэгги, Джеймс загнал ее в покои вместе с горничной и запер двери. Она пыталась сопротивляться, но он ничего не желал слушать. А поскольку день для всех был крайне утомительным, Маргарет решила, что не может ему отказать.
Она провела рукой по аметистовому шелку и восхитилась тем, как он блестит в озаряемом свечами сумраке. Краем глаза она заметила какое-то движение и уставилась на незнакомку.
Только это была вовсе не незнакомка, а сама Маргарет в высоком золоченом зеркале.
– Ты очень красивая.
Она вздрогнула и заметила Джеймса, который, должно быть, незаметно проскользнул в комнату.
– Я чувствую себя глупо, – призналась Мэгги. У нее в жизни не было ничего столь экстравагантного.
Пауэрз облачился в черный вечерний наряд, волосы зачесал назад. При виде своего красавца мужа у Маргарет затрепетало сердце. Роскошная парадная одежда была ему очень к лицу.
В руках он держал черный бархатный футляр.
– Ты не можешь выглядеть глупо, дорогая.
Мэгги погладила пышные юбки, поддерживаемые широким кринолином.
– Но этот наряд… Это совсем на меня не похоже.
– Он тебе нравится?
Она нахмурилась и посмотрела в зеркало. Темный пурпурный лиф был скроен очень просто, но подчеркивал все ее изгибы и открывал плечи. Скромная бисерная отделка мерцала на свету, а талия была схвачена прямо над шуршащими широкими юбками. Горничная потратила почти час на завивку ее волос.
Маргарет была похожа на принцессу или, по крайней мере, на то, как она представляла себе принцессу. Ее щеки покрылись румянцем.
– Да, нравится.
– Значит, это ты, – просто сказал он. – Ты заслуживаешь эту маленькую роскошь.
Ей казалось нечестным, что у других нет ничего подобного, но, может, муж прав?
– И к слову о роскоши. – Он в несколько шагов пересек комнату и остановился позади жены. Он расстегнул футляр и что-то из него вытащил. – Это тебе.
Увидев переливающиеся бриллианты, Маргарет издала удивленный возглас:
– Н-нет, – она отстранилась. – Это слишком. Они дорогие…
– Ну об этом можешь не волноваться. – Джеймс перекинул ожерелье ей через голову и застегнул его. – Я не потратил ни гроша.
Она подняла бровь.
– То есть ты его украл?
– Прикуси свой возмутительный язычок, – притворно заворчал он. – Это одна из семейных драгоценностей. Оно принадлежало моей матери, а до нее ее матери и так далее. Ты должна занять свое место среди женщин моей семьи.
«Женщин его семьи».
Мэгги подняла пальцы и провела ими по крошечным холодным камням. Она действительно становится частью его семьи? Это казалось таким невозможным.
– Спасибо.
Пауэрз наклонился и поцеловал ее в плечо. Его дыхание согрело ее, и она затрепетала от приятного ощущения близости.
Он застонал.
– Как бы я хотел сейчас затащить тебя в постель.
– Мы можем остаться, – предложила она, почти надеясь, что он этого захочет.
– Можем, но не станем. Я хочу, чтобы все видели, как я горжусь своей женой… и как я благодарен ей за то, что наставила меня на путь истинный.
Маргарет усмехнулась.
– Ага. Значит, на самом деле ты просто хочешь, чтобы все перестали считать тебя чокнутым?
– Ох, Маргарет, никто никогда не поверит, что я полностью избавился от своих старых привычек.
Она подняла подбородок.
– Ну тогда, я полагаю, нам просто нужно показать им.
Его взгляд потеплел, и он улыбнулся.
– Да. Пожалуй, нужно.
На приеме у вдовствующей герцогини Даннкли было не слишком много народа, но здесь, несомненно, присутствовали все самые значительные члены высшего общества. Неделю назад лорд Стенхоуп совершенно точно отнесся бы ко всем ним с презрением. Но сейчас Джеймса одолевало странное желание поделиться своим вновь обретенным и растущим спокойствием.