Маргарет мгновение стояла неподвижно, а потом обернулась. Глубокие синие глаза осмотрели лицо виконта и переместились на его облаченье. Она кивнула.
– Отлично.
– Я совершенно самостоятелен. С трех лет одеваюсь сам.
Ее губы изогнулись в улыбке.
– Я так многого достиг, – протянул он.
– Вы точно проделали большой путь.
Джеймс вздохнул.
– Ну зачем потребовалось такое говорить? Мы так невинно болтали.
– С вами мало что может быть невинным, Джеймс.
Он мгновенно ощетинился и заставил себя сделать глубокий вдох. Его жизнь меняется. Все меняется, и он больше не сможет цепляться за клятвы, данные много лет назад. Нет, если Стенхоуп хочет выбраться из своего жуткого положения, Маргарет придется называть его по имени. И когда это произойдет, он каким-то образом не должен переноситься в прошлое к другой женщине. К другому поражению. Не должен.
Ирландка решительно скрестила свои прекрасные руки. Она так часто это делала, что Джеймс начал подозревать, что это нечто вроде самозащиты. Так сказать, прикрытие от любого проникновения в ее крепкие доспехи.
– Ну, раз я выгляжу презентабельно, куда мы направляемся?
Она улыбнулась.
– В парк.
– О боже. Мне и в самом деле снова три года.
– В некотором смысле.
Пауэрз заворчал.
– Вам нужно научиться жить.
– Я и так знаю как жить, большое спасибо.
– Нет… – Ее улыбка растаяла, и острый взгляд пригвоздил его. – Вы знаете как убегать.
Глава 13
Джеймс стиснул зубы. Это было ужасной ошибкой. Сказать по правде, в настоящий момент его подмывало развернуться, оставить Маргарет и направиться в ближайший кабак. Но он не станет вести себя как проклятый трус. Он справится с этой чертовой прогулкой без помощи выпивки.
Все же это не означало, что жизнь без его любимых вещей станет сплошным весельем.
Подкрепившись по настоянию Маргарет яйцом вкрутую, тостом и чаем, чего он не делал уже много лет, Джеймс заставил себя посмотреть вокруг.
Гайд-парк представлял собой все, чего он избегал годами. Дорожки были полны бродящих среди высоких деревьев влюбленных парочек, дам в ярких нарядах, чьи юбки взмывались на поворотах, как срезанные цветы. Его окружали счастливые, оживленные лица.
Пауэрзу хотелось наградить насмешливой улыбкой каждого из них. Ну, может, кроме дам. Дам он бы просто избегал как огня. Он бы не доверял себе в присутствии дебютанток, которые никогда не видели ничего темнее ночного неба из окна своей спальни. Скорее всего, от его мрачного брюзжания они бы с воплями разбежались.
– Вам плохо? – спросила Мэгги.
Она шла в ногу с ним, двигаясь от угла Гайд-парка по длинной дорожке вдоль Серпантина.
– Я в полном порядке, – проскрипел он. Каждое слово было мучением, каждый шаг – подвигом. Не потому, что он уставал, но потому, что давно избегал скоплений людей. По крайней мере трезвых, приличных людей.
– Вы притихли.
Виконт сосредоточился на дорожке под ногами, отстранившись от счастливых семейств.
– Нет никакой необходимости каждую минуту извергать банальности.
– Дома вы были весьма разговорчивы.
– Вся эта приторность крайне неприятна, – наконец сказал Джеймс, и его высказывание вообще-то было правдой, но он не поэтому притих, как Мэгги выразилась.
Маргарет подняла затянутую в перчатку руку и указала на людей вокруг, веселящихся самым пристойным и беззаботным образом.
– Это вас беспокоит?
Стенхоуп посмотрел на ирландку. Дурацкая темно-синяя шляпка с широкими полями закрывала ее лицо. Она что, серьезно? Ей нравятся все эти люди, гуляющие вокруг, словно в мире нет никаких забот, хотя она знает, каков на самом деле этот свет?
– Это все притворство, – наконец сказал он.
– Притворство? – переспросила она.
– Их счастье.
– Ну зачем вы так говорите?
– Потому что никто, – Джеймс огляделся и, заметив юную парочку, глазеющую друг на друга, щебечущую словно пара птиц, указал на них, – не может быть так счастлив.
– Почему нет?
– Вы знаете почему.
– Знаю? Я думала, вы верите в любовь и все такое.
Он поглядел вниз на твердую, как железо, ирландскую леди и поразился, как может она по-прежнему оставаться такой наивной. Он знал, что в некоторых вопросах она совершенно невинна, но в этом?
– Разумеется, дражайшая Мэгги, вы не настолько глупы, чтобы верить, будто любовь обязательно непременно означает счастье. Любовь может быть мукой.
Маргарет побледнела и отвернулась.
– А. Так вы знаете. Поэтому вы были столь циничны и скептичны, когда делали мне предложение.
Ее и без того прямая, словно палка, спина напряглась.
Виконт от нее так просто не отстанет. Не когда она требует от него так много.
– Откуда вы знаете?
– Моя история вряд ли…
– Не думаю, что вы поделились со мной хоть какой-то личной информацией. И тем не менее, вечно задаете вопросы.
– Это другое, – отрезала она.
– Почему? – настаивал он.
В поисках подходящего ответа Маргарет уставилась на деревья, возвышавшиеся посреди парка.
– Ну, я ваша сиделка.
– Вы моя жена, – осторожно напомнил Пауэрз. Произносить это становилось все легче. Естественнее… правильнее.
– Зачем вам это знать?
Он ухмыльнулся.
– Потому что я хочу быть уверен, что вы – человек.
– Разумеется, я человек, – фыркнула ирландка.