Самым удобным
для меня оказалось встать на колени на
пол и грудью лечь на кресло. Когда вошел
доктор Оден, боль была такой, что я
расплакалась. Я видела, как он ушел, не
сказав ни слова. Он вскоре вернулся с
женщиной лет двадцати в белом халате.
Это была студентка - акушерка, не
отходившая от меня с этого момента до
конца родов. Когда я почувствовала
следующую схватку, я бросилась в ее
объятъя, и это было началом тесной связи
между нами. Я чувствовала ее тепло, ее
нежность. Мы вместе пошли в родильную
комнату. Во время каждой схватки я
тесно прижималась к ней и держалась за
нее, пока не утихала боль. Я всегда буду
благодарна ей за то, что она дала мне.
Раньше, когда я была у себя в комнате, я
пыталась "контролировать боль"
при помощи упражнений на глубокое
дыхание. Успокаивающее присутствие
акушерки все переменило: я больше не
старалась контролировать себя. Я кричала
при каждой схватке. Я кричала, не
переставая час и пятнадцать минут, пока
мой ребенок не родился. Эти крики удивили
меня. Рожая первого ребенка, я не
испытывала потребности кричать или
плакать. Теперь мне казалось, что я
подниму на ноги всю больницу. Я никогда
в жизни так не вопила. Мне казалось, что
кричу не я. Когда пришел мой муж, незадолго
до рождения ребенка, я его подбодрила:
"Не волнуйся, я ничего не могу с собой
поделать, мне нравится кричать, садись".
В определенный момент я услышала, что
кричу по-другому: это были долгие дрожащие
завывания, похожие на плач ребенка.
Теперь я понимаю, что эти крики защищали
меня, не от боли, а от травмирующей памяти
об этой боли в моей психике. Это было
что-то вроде катарсиса; крича, я выпускала
боль из своего тела.
Под конец
родов я начала ругаться. Я не помню, что
я говорила: я потеряла контроль над
своими чувствами. Это переживание
вытеснило память о самом моменте
рождения. Подумать только, что я могла
вести себя так перед другими людьми! И
все же это было, как если бы, потеряв
голос, я после многих лет молчания,
наконец, снова его обрела.
Мама из Лидза