Возрожденный Дракон

Ныне, в самом начале года, когда зима миновала будто бы вчера, и память о ней ушла в прошлое лишь сегодня, вершину Драконовой горы все еще прикрывало белое облако, но здесь, на равнине, снег уже растаял. Сквозь блеклый коричневый слой прошлогодних трав пробивалась ранняя поросль, а там, где на пологий склон холма всходили вязы, краснели кое-где первые цветки. По-особому радовали Эгвейн первые вести весны после проведенных ею в пути зимних месяцев, когда приходилось по несколько дней пережидать разыгравшийся буран где-нибудь в деревеньке или в лагере, а иногда успевать между восходом солнца и его закатом преодолеть лишь часть намеченного пути, то и дело по лошадиное брюхо увязая в снежных заносах и ни разу не проехав более половины дня при доброй погоде.

Но вот, откинув за плечи, чтоб не мешал, плотный шерстяной плащ, Эгвейн позволила себе опуститься в седло и нетерпеливым жестом оправила одежду. Отвращение к собственному платью переполняло девушку. Эгвейн щеголяла в наряде для верховой езды, перешитом собственными ее руками, но носила она его уже давно — однако другое (и последнее) платье всадницы имело еще менее опрятный вид. И было оно того же самого темно-серого цвета, цвета Обузданных. В начале путешествия к Тар Валону, столько недель назад, выбор одежды был небогат: либо балахон темно-серого цвета, либо никакой одежды вообще.

— Никогда больше я не напялю на себя ничего серого, Бела, клянусь тебе! — проговорила Эгвейн, обращаясь к мохнатой своей лошадке, поглаживая ее по гриве. Хотя и не могу сказать, что предложат мне выбрать платье на мой вкус, когда мы возвратимся в Белую Башню, подумала девушка. В Башне все ученицы-послушницы носили белые одеяния.

— Снова болтаешь сама с собой? — спросила девушку ее спутница Найнив, догоняя Эгвейн на своем гнедом жеребце. Всадницы были одного роста, одеты они были тоже одинаково, и лишь из-за разницы в росте их лошадей бывшая Мудрая Эмондова Луга казалась на голову выше своей компаньонки. Покачиваясь в седле, Найнив хмуро теребила и подергивала свою темную косу, свисающую у нее с плеча, как привыкла делать в минуты беспокойства или после неудач, да еще когда упрямство заставляло ее упорствовать пуще обычного. Кольцо Великого Змея, видневшееся у женщины на пальце, помогало узнать в ней одну из Принятых, пока еще и не Айз Седай, но на целый громадный шаг более близкую к славному сему клану, чем Эгвейн.

— Лучше держи ушки на макушке и смотри в оба!

Эгвейн хотела уже возразить Найнив, однако речи о том, что она, мол, со всей бдительностью высматривала впереди Тар Валон, девушка придержала у себя на языке. Она, видимо, решила, будто я встала в стременах лишь оттого, что мне седло мое неудобно! Найнив частенько словно бы забывала, что ее теперь уже не называют Мудрой, что она больше не живет в Эмондовом Луге, а Эгвейн уже не ребенок. Но она носит кольцо, а я до сих пор не ношу, потому ей и кажется, будто меж нами ничего не изменилось!

— Тебя, Найнив, не удивляет, как Морейн обходится с Ланом? — спросила Эгвейн сладеньким голоском и насладилась, увидев, как сильно Найнив дернула себя за косу. Однако удовольствие ее быстро угасло. На самом деле никакие острые замечания у Эгвейн не выходили непринужденно, да и знала она, насколько чувства Найнив к Лану подобны были моткам пряжи после того, как в корзинке с рукоделием поработал котенок. Но Лан — не котенок, и Найнив должна бы уже хоть как-то разрешить свои отношения с мужчиной, пока его упрямое и тугодумное благородство не лишило ее ума настолько, чтобы она лишила его жизни…

Всего в маленьком отряде их было шесть человек, все одеты скромно, чтобы не обращать на себя излишнего внимания в деревнях и небольших городках по дороге, но при этом они являли собой наиболее странную из всех компаний, в последние времена пересекавших Каралейнскую Степь, ибо четверо из них были женщины, а один из двух славных мужей полеживал в носилках, укрепленных между двумя лошадьми. Поэтому лошади, отягощенные носилками, несли на своих боках наиболее легкие свертки и упаковки с провиантом, необходимым в длительных переходах между деревнями.

Нас всего шестеро, подумала Эгвейн, но сколько тайн мы храним? Не одну тайну разделяли общим своим ведением все шестеро, и все их тайные знания и в Белой Башне должны остаться известны лишь шестерым. Как просто жилось мне дома!

— Найнив, а что теперь с Рандом, как думаешь? — спросила Эгвейн и поторопилась добавить: — И как там Перрин? — Девушка не могла больше позволить себе притворяться, будто настанет день — и она выйдет замуж за Ранда. Собственные чувства не нравились Эгвейн, она не могла с собой примириться, но о своем недовольстве знала.