Возрожденный молнией

Когда мы вернулись к машине Франко, Эстелла забралась на переднее сидение, а я сел сзади. Увидел, что на панели теперь сидит белый пушистый кролик с длинными торчащими зубами из фетра. А на шее у него завязан розовый бант с блестками. Эстелла захлопала в ладоши, схватила игрушку в охапку, зарывшись, как в облако. Отпустив на миг, обвила шею Франко тощими, выглядевшими как паучьи лапки, ручками с острыми костлявыми локтями, и поцеловала его неловко, но с жаром. Итальянец прижал ее к себе на миг, отстранив, взглянул в лицо.

— Ну как ты, принцесса? — спросил по-испански.

— Tutto Х buono! — ответила она по-итальянски.

— Ну чего, куда поедем? — повернулся ко мне, бросив взгляд.

— А что предлагаешь?

Настроения ходить по музеям или археологических раскопках у меня не было. С удовольствием сходил бы на футбол, или на худой конец послушал бы музыку.

— Предлагаю поехать на плаза Гарибальди, послушать мариачи, — Франко словно прочитал мои мысли.

— Да! Да! — Эстелла радостно запрыгала на месте, хлопая в ладоши. — Хочу! Хочу!

— Да, принцесса, — Франко обвил девушку за талию, притянув к себе, и, обернувшись ко мне, пояснил: — А там можем еще и пообедать в какой-нибудь кафешке. Их там много около площади.

— Вам надо обязательно попробовать пульке, — важно изрекла Эстелла. — Вы никогда не пробовали пульке?

Я даже не знал, что это — еда или напиток. И вообще от новых названий у меня раскалывалась башка, и внутри начинало скапливаться раздражение. По роду моей службы журналиста, приходилось часто за считанные дни, а то и часы, изучать нечто незнакомое и непонятное. Но сейчас приходилось запоминать столько вещей, что мои мозги уже были готовы устроить забастовку и отключиться.

— Нет, не пробовал. Но хочу узнать, как это на вкус.

— Да ничего особенного, — фыркнул Франко. — Кислятина. Чем-то на забродившее пиво похоже. Но полезная штука, — он усмехнулся.

Завел мотор, машина бодро снялась с места. Мы проехали по широкой улице, примыкавшей к соборной площади, мимо четырехэтажных зданий старинной архитектуры с отделкой красно-коричневым кирпичом и изящными металлическим балконами и свернули на узкую улочку, мощенную брусчаткой. Дома по сторонам потянулись обшарпанные, будто из центра города мы перенеслись в бедные окраины. Еще раз свернули и улица расширилась, превратившись в проспект. И я уже перестал удивляться, как здесь в Мехико бедность соседствует с богатством и роскошью.

Фасад обветшалого здания с отвалившимися кусками штукатурки, трещинами, что напоминало руины, оставшиеся после бомбежки, сменился на раскрашенное яркими красками кафе, затем на двухэтажное здание с магазином на первом этаже.

Но тут мы свернули и оказались на площади, окруженной невысокими оштукатуренными в бордовый, желтый и голубой цвет домами, что сразу заставило вспомнить точно такие же места в провинциальных российских городках.

— Приехали, — бросил Франко, остановив машину. — Плаза Гарибальди.

Я был разочарован. По сравнению с тем местом, откуда мы уехали, здесь все казалось примитивным. За каким хреном мы приехали сюда?

Но когда вылез из машины, понял, в чем заключается уникальность этого места. Здесь скопилось множество мариачи — уличных музыкантов. Все разодетые в национальные костюмы — короткие куртки, брюки с позументами, сомбреро. Расшитые золотой вязью. Стояли мариачи группками, иногда небольшими, по трое-четверо, иногда целыми оркестрами из дюжины музыкантов с гитарами, барабанами, маракасами.

Эстелла выскользнула из машины, глаза блестели радостно, на губах играла улыбка. Вместе с Франко они стали подходить к группкам, слушать музыку. Я присоединился к ним. Люблю виртуозную игру на гитаре, но редко могу позволить себе вот так послушать её звучание вживую.

Мы подошли к большой группе мариачи в чёрных, расшитых серебром, костюмах. Гитары, бас-гитара, пара скрипок и труба. Полные лица лоснились от пота. Сыграв нечто зажигательное и ритмичное, они сделали паузу и тогда Франко вдруг попросил у одного из гитаристов его инструмент, на что тот согласился с явной неохотой. Но когда итальянец, обхватив длинными сильными пальцами гриф, прижав лады, уверенно взял несколько аккордов, музыкант расплылся в довольной улыбке. Поддержав итальянца, оркестр начал наяривать какой-то будоражащий кровь мексиканский мотив.

Эстелла, взметнув вверх юбку с широкой расшитой яркими цветами оборкой, начала ритмично покачиваться, поворачиваясь под зажигательную музыку вокруг себя. Взмах и радужная волна окружает хрупкую фигурку, словно яркий тропический цветок, обнажая тоненькие, но стройные ножки. Перестук каблучков о булыжную мостовую. И вновь взмах, поворот.

Нас окружили зрители, хлопая в ладоши подбадривали девушку. И тут из толпы выскочил танцор, худой парень, одетый в такой же черный, расшитый серебром костюм, стал кружиться вокруг Эстеллы, дополняя её импровизацию. И вот последний аккорд. Танец закончился.