Возрожденный молнией

На миг я растерялся, мысль просвистела в голове — откуда Касьян знал, что за дверью стоял именно я? Да чёрт всех дери! Он же ясновидящий! Настоящий. Столько лет заниматься этими паранормальными штуками и не верить в мистику!

В кабинете Кастильского всё было по-прежнему. Как в музейной усадьбе мебель из красного дерева давила на мозги мрачным видом, но стеклянные дверцы шкафов с книгами радостно ловили солнечных зайчиков.

Кастильский поднял на меня взгляд тёмных глаз и улыбнулся, как другу, с которым давно не виделся.

— Садитесь. Судя по всему, ситуация осложнилась. Рассказывайте.

Я опустился в продавленное кресло, обитое темно-коричневой кожей, напротив стола колдуна. Помолчал, собираясь с мыслями.

— Я нашел материалы Стэнли…

— Это хорошая новость, — качнул одобрительно головой.

Захлопнул книгу, которую читал до этого. Очки в черной пластиковой оправе, сидевшие у него на кончике носа, снял, аккуратно вложил в футляр. Руки с по-старчески узловатыми пальцами сложил перед собой.

Я рассказал Кастильскому о том, что за мной шпионят, о встрече с детективом, заварушке в банке, о похищении Лиз и оборотне, что напал на меня. Колдун внимательно слушал, но, кажется, совсем не удивлялся. Глаза порой туманились, будто он уходил куда-то в свой далекий и недоступный мне мир, чтобы переварить всё факты.

— Вот и всё, Касьян. Я — клинический идиот и законченный неудачник! — тяжело вздохнув, я откинулся на спинку кресла. — Фиаско! Полное. Быть в шаге от победы и потерять всё!

— Вы слишком строги к себе, Олег. Не вижу повода для уныния. Вы вернетесь обратно, и всё поправите.

— Вы сможете меня туда отправить? Или опять придётся ждать, когда кто-нибудь попытается меня убить. Как всё это осточертело!

Он повертел в руках тяжелый латунный конус на длинной цепочке. Подвесил его в руках и задумчиво понаблюдал за круговыми движениями. Вначале он просто качался, как маятник, но затем начал кружиться вокруг оси, все быстрее, быстрее. Пока не остановился и повис неподвижно.

— Нет, Олег, пока отправить вас назад не могу. Что-то случилось с вашим сознанием. Какие-то ниточки оборвались. Возможно, ваш герой пребывает сейчас в нестабильном состоянии. И вмешиваться я не могу. Это может убить и вас. Навсегда.

Я тяжело вздохнул, покачался в кресле, не зная, что сказать. Но в душе шевельнулась предательская радость.

— Может быть, мне вообще не возвращаться? — вырвалось у меня автоматически.

— Вы не верите, что сможете распутать это дело? Или чего-то боитесь? — он пристально сузил глаза, проник внутрь моего сознания, и я ощутил себя неуютно, словно лежал совершенно голым на операционном столе, а маститый хирург изучал мои внутренности.

Я вскочил с места, отошел к окну, отсюда виднелся каменный горбатый мостик через речушку. Обступившие берега осины и березы с белеющими стройными стволами. И тоска сжала сердце. Родина! Так много она начинает означать там, в чужом и чуждом мире.

— Ну, так что? В чём дело?

— Дело в том, что материалы, которые собирал Стэнли, записаны секретным кодом, и я не знаю, сколько убью ещё времени, чтобы найти ключ.

— Кодом? Вы не смогли запомнить хотя бы пару фраз из текста? И написать мне. Ну, хотя бы приблизительно.

— Запомнить? — я развернулся и сложил руки на груди. — Да я в точности могу воспроизвести первую страницу! У меня феноменальная память.

— Это прекрасно, Олег. Прекрасно. Напишите.

Он со скрипом открыл ящик стола, вытащил пухлую папку и пару листов бумаги.

— Садитесь за мой стол и пишите. Не буду вам мешать. Постарайтесь вспомнить, как можно точнее символы.

Он тяжело, как-то совсем по-старчески, встал. Запахнув потёртый атласный халат и, чуть прихрамывая, направился к креслу. Присел и, будто со скрытым осуждением, обронил:

— Звонила ваша жена. Она беспокоится. Вы не отвечаете на звонки. Я не стал ей говорить, что вы здесь.

Эти слова заставили меня испытать укоры совести — реально совсем забыл о Милане. Но надо признаться, Лиз смогла заслонить её, вытеснить из души.

— Спасибо, Касьян, — лишь буркнул я, склонившись над столом.

Напряг все извилины, чтобы вспомнить ту страницу из гроссбуха Стэнли и на удивление быстро она всплыла перед мысленным взором даже с теми же грязными пятнышками и неровностями коричневатой бумаги. И я начал быстро покрывать бумагу символами, один за другим. Рука плохо слушалась — отвык писать ручкой, всё больше работал на клавиатуре. Хотя в ином мире приходилось записывать много информации в репортерском блокноте, но там я использовал навыки Стэнли, и рука совсем не уставала. А тут я выдохся быстро. Взяв свою писанину, которая выглядела, как детские каракули, с безнадежностью посмотрел на свет. Обмахнулся, как веером. Какой смысл в этой графомании?

— Вот, Касьян, что смог вспомнить.

Я вышел из-за стола, передал исписанный непонятными закорючками, лист бумаги. И присел на край стола, сложив руки на груди.

— О, понятно, — Кастильский поднял одну бровь, губы раздвинула добродушная улыбка, разгладились глубокие морщины у глаз, словно он увидел что-то давно забытое, но знакомое и родное.

— И что это?