Возвращаясь к самому себе

Но в конце концов все гипертрофированные, раздутые личности лопаются со страшным треском, надолго оставляя кровавый, болезненный след. И от них самих остаются жалкие лохмо-тья. Но какой дорогой ценой оплачивается величие наполеонов отдельным человеком и человечес-твом! Вот такие приблизительно мысли и чувства овладели моей душой, когда я прочел пьесу Брукнера.

Есть в нашей профессии такой миг дрожи душевной, похожей, может быть, на дрожь золото-искателя, нашедшего драгоценную россыпь, когда кажется, что ты у предела своих мечтаний. И уже не спишь, и уже внутренне ты сыграл всю роль и не можешь дождаться утра, чтобы подели-ться своим открытием, уже готов к работе немедленной, захватывающей. Уже нужны тебе союзни-ки, товарищи по работе. Уже ты приготовил целый монолог, которым убедишь Фому неверующе-го, и ты спешишь в театр...

И... выясняется, что главному режиссеру пьеса показалась слишком мелкой, поверхностной, легковесной. Другому кажется, что пьеса не соответствует истории. Третий не видит меня в роли Наполеона. И вообще, планы театра иные, и в них нет места для этой пьесы. И никому, оказыва-ется, не интересен Наполеон, и никому, кроме меня, он не нужен. И остается тебе играть исклю-чительно часто получаемую роль: "глас вопиющего в пустыне". Повопив, устав и в конце концов смирившись, начинаешь привыкать к грустной мысли: Наполеона тебе не сыграть.

И сколько же их, этих задуманных и несыгранных ролей!

Но, оказывается, в другом театре происходила приблизительно такая же вечная актерская борьба.

Ольга Яковлева, одна из лучших актрис Театра на Малой Бронной, давно уже "болела" Жозе-финой из той же пьесы Брукнера. Кстати, превосходнейшая роль, великолепная роль. И вдруг так сложился репертуар и так распорядился своими ближайшими постановками Анатолий Васильевич Эфрос, что у него появилась возможность начать репетировать пьесу. И кто-то подсказал ему, что, дескать, Ульянов вроде бы бредил ролью Наполеона. А так как мы уже много лет договаривались с ним сделать что-то вместе или у нас в театре Вахтангова, или на телевидении, то, видимо, вспом-нив об этом, он предложил мне сыграть Наполеона в его спектакле. И я, не веря в свое счастье, естественно сразу согласился. Тем более в это время у меня не было репетиций в своем театре.

Так случилось это одно из чудес в моей актерской жизни, и началась наша работа над Напо-леоном. Выпрастывание его человеческой, хочется сказать, частной жизни из-под исполинской исторической пирамиды его славы. Да, он велик и грозен. Он стирал границы в Европе и прочер-чивал новые. И можно повторить слова Пушкина, сказанные о Петре Великом: "Он весь как Божия гроза". Но все же он человек. И не всегда же он на коне, и не все время при Ватерлоо. Когда-то он приходит домой, когда-то он раздевается, умывается, ужинает.

Конечно, нас вел драматург. Пьеса - блестящая. С точки зрения драматургии, просто вели-колепно скроена пьеса. Для нас ключевой стала последняя фраза ее. Когда Наполеон проигрывает - это уже после московской битвы, - Жозефина спрашивает его: "И что же остается?" Наполеон ей отвечает: "Остается жизнь, которую ты прожил". То есть ничего не остается: ни императора, ни Москвы, ни похода в Египет, - остается только жизнь человеческая, единственная ценность, единственное, что осязаемо. Остальное, при всем том, что ты - владыка мира, испаряется.

Следовательно, нам было очень важно как можно более убедительно показать его частную, семейную, любовную жизнь, показать его - человека, чтобы вывести тот остаток, то единственно ценное, что остается от великого и о чем говорит наш герой в своей последней реплике.

Какой он, Наполеон?

Когда в Исторической библиотеке я читал разных - о, многих и многих авторов, готовясь к роли, интересно было заметить, как одни авторы его превозносили, а другие ругали. Как прави-ло, французы - хвалили, англичане же принижали, как только могли. Но, пожалуй, особых расхо-ждений не было, когда речь шла о его частной жизни. Читая об этом, я все держал в уме фразу Юлия Цезаря из "Мартовских ид": "Мужчина может спасти государство, править миром, стяжать бессмертную славу, но в глазах женщины он останется безмозглым идиотом".

Конечно же я не собирался изображать моего героя "безмозглым идиотом", да и слова Цезаря скорее характеризуют женщину, ее, так сказать, предпочтения при взгляде на мужчину. Но взгля-нуть на Бонапарта с точки зрения женщины, для которой он просто мужчина и которая не трепе-щет от его исторических заслуг, - это было интересно. И оказалось, что великий человек прост и раздираем противоречиями, любит и ненавидит, ревнует и боится, любит и остывает - все в нем, как и у всех простых смертных. Известно историкам, что отношения его с Жозефиной были непросты, неровны: то он ее покидал, то он ее дико ревновал, не находил себе места, слал гонцов узнать, где она.