Возвращаясь к себе

Его открытость, его неожиданное «ты» смущали и радовали. Они шли к нему, хотя Миша не сказал об этом ни слова, но ведь хлещет дождь, невозможно бродить по мокрому лесу, да и Переделкино — не Москва: деваться некуда. Лена плыла по течению, послушно шагая с этим неожиданным человеком, и только раз ее кольнула тревога, когда вошли они в белый красивый дом и пошли мимо лифта по аккуратной ковровой дорожке к широкой, тоже покрытой ковром лестнице. Но дежурная за стойкой что-то читала и даже не подняла головы; было тихо, безлюдно и очень спокойно.

— Прошу!

Перед Леной открылась дверь вовсе не в комнату, как она себе представляла, а в настоящую двухкомнатную квартиру. Мокрые куртки были повешены в стенной шкаф в прихожей, в просторной комнате, на столе, в высокой вазе лежали фрукты. Была приоткрыта дверь на балкон, которую Миша сразу закрыл, но запах свежести, прелой листвы остался. Альков вел, безусловно, в спальню.

— Хочешь привести себя в порядок? — угадал Миша. — Вот здесь. — Он зажег свет в туалете и ванной. — А давай примем душ? Не то, пожалуй, простудимся. — Он засмеялся, угадав страх Лены; похоже, он все про нее угадывал. — Не бойся, не как в сериалах наших новых друзей, не вместе, когда герои почему-то любят друг друга под душем, а по старинке — сначала ты, потом я. Как раз сегодня поменяли полотенце и все такое…

Лена стояла под душем, отдыхая от пережитого: когда ждала у переезда, почти бежала по мокрому лесу, а на мостике — никого… Горячие струйки стекали по телу, согревая и успокаивая.

— Леночка, — стукнул в дверь костяшками пальцев Миша. — Там, на стене, махровый халат, можешь надеть.

— Спасибо, — ответила Лена.

Халат — это уж слишком! Это почти провокация. Она вышла, как вошла, в брюках и свитере; ее встретил понимающий взгляд серых глаз и сервированный стол.

— Упер харчи из столовки, — доверительно сообщил Миша.

— И вино?

— Нет, вино, фрукты, кофе и там, — он кивнул в сторону холодильника, — мороженое — все приобретено на честно заработанное печатными строчками. Располагайся, я мигом.

Он скрылся в ванной, а Лена осторожно прошлась по роскошным, на ее взгляд, апартаментам. Еще и балкон! Неплохо устроились труженики пера. Хотя все это возведено было, кажется, до перестройки, когда писателей уважали, побаивались и баловали.

— Вот и я, — вышел Миша. — Халат, по примеру гостьи, надеть не посмел.

Господи, как он все понимал!

Миша подошел к столу, взял бутылку, взглянул на этикетку.

— «Вино какой страны вы предпочитаете в это время дня?» — галантно поинтересовался он.

Лена засмеялась.

— Тоже любите «Мастера и Маргариту»?

— Еще бы!

— И я! — обрадовалась сходству литературных вкусов Лена. — Что до вина, то, если я правильно понимаю, выбора у нас нет?

— Ну как же, как же, есть выбор! — с нарочитым возмущением возразил Миша. — Вот, пожалуйста!

Он распахнул холодильник.

— Ого! — воскликнула Лена. — Так вы небось пьяница?

— Увы, — с показным смирением признал Миша. — Хотя нет, наверное, нет: пьяницы, по слухам, хорошее вино не жалуют, им подавай «бормотуху». Так что почетный титул сей отрицаю. Но я буду работать здесь до глубокой осени, к чему затруднять себя поездками в город? А на станции, пожалуй, отравят. Так что? С какого начнем?

— С того, что на столе.

Светлое вино наполнило широкие, на тонких ножках фужеры.

— Выпьем, Леночка, на брудершафт, — сказал писатель. — А то мы блуждаем между «ты» и «вы», а по имени вы меня, грешного, так ни разу и не назвали. Неужели я столь безнадежно стар?

— Нет, что вы!

— Тогда — только «Миша» — с этой самой минуты. Как в Америке, без всякого отчества! Особенно если отчество, Господи помилуй, например, Ильич или, не к ночи будь помянут, Виссарионович. И никаких «вы»! Договорились?

— Договорились.

Их руки переплелись, они бесстрастно поцеловались — холодным, официальным поцелуем, как принято на брудершафтах, — и выпили прохладное кисловатое вино из бокалов друг друга.

— Теперь скажи: «Миша, я хочу есть».

— Миша, — послушно повторила Лена, чувствуя, как разливается по телу тепло и вино начинает туманить мозг: она совсем не умела пить. — Я не хочу есть.

— А чего ты хочешь? — внезапно охрипнув, спросил Миша.

Лена молчала.

Он встал, подошел к Лене и, как там, на мостике, обнял ее сзади, вместе со стулом.

— Можно посидеть на балконе, — торопливо сказала она.

— Да, — согласился он. — Только не нужно.

Лена запрокинула голову; на нее смотрели глаза, полные насмешливой нежности.

— Совершенно невозможная поза для поцелуя, — тихо сказал Миша и поцеловал Лену, дотянувшись до ее губ и не разжимая объятий. — Чего ты боишься? — спросил он еще тише.

— Не знаю… Всего, что будет, — беспомощно ответила Лена.

— Глупенькая, — улыбнулся Миша, отпустил ее, подошел к столу и снова налил в фужеры вина. — Будет хорошо, это я знаю точно. Выпьем! Нас ведь тянет друг к другу, или, может быть, я ошибаюсь?

— Нет, — покраснела Лена. — Не ошибаешься. Только я боюсь, ты подумаешь…

И опять Миша все угадал.