Возвращаясь на Землю (СИ)

- Обувь такая, вроде сапог, только бесформенная, из войлока. Сначала он на меня не обращал внимания, смотрел все время в землю. – На этом Алексей приостановился, задержав вдох. Перед его глазами вновь возникла картина, как старик доставал из урны пустые бутылки, мышцы его закоробило внутри, об этом он почему-то не смог упомянуть вслух. – Потом, когда я отвернулся, то услышал, что он ко мне обращается: “Двадцать лет уже прошло, а вы все по одному старью учитесь, - что-то такое он сказал, - до сих пор ничего умнее не напишут что ли?” Я не понял, к чему он все это говорил. “Да нет, хороший учебник”, - говорю. “Знаю, - говорит, - что хороший. Я соавтор его”. У меня книга чуть из рук не выпала, а сам я не подал виду, сказал, что здорово, и просто кивнул ему. Форзац открыл украдкой: 80 год! А он продолжал: сказал, что в НИИ работал, Термодинамики и Энергетики. Я с трудом вспомнил: “Это тот, где магазин сейчас большой?” – Спросил его. “Да, - говорит, подошел ко мне и начал рассказывать, я к нему уже повернулся, слушал открыто, книгу убрал. – Мы разрабатывали ракетный двигатель, экономичный, испытания проводили и дивились. Топлива тратилось по капле в секунду, а он импульс давал, будь здоров”. – Алексей мысленно прокрутил эти слова говором старика – забавно смягчающим согласные, добрым, вопреки всему, по-особому приятным. – Рассказывал мне долго про их работу, про испытания, сколько сил и времени потратили – просто жутко становилось. “От успехов голова кружилась, - говорил, - а в девяносто четвертом деньги перестали платить. Мы, конечно, и без зар. платы – так работали. Доделали его, нужно было только патент оформить и можно было запускать в производство. А потом нас закрыли, финансирование закончилось, директора убрали, все закрыли, весь труд на…”, - он помахал руками, что все, мол, конец пришел, и говорить было даже нечего. Я заслушался, а он мне еще сказал потом: “Никогда не иди в науку работать, нечего там у нас делать. Математику, физику учи – пригодится, а жизнь свою связывать с этим не надо, гиблое все это”. – Я на него с пониманием смотрел, и так горько становилось, и как-то не за страну даже, не за науку, а за человека – за него. Потом автобус мой подошел, и мы распрощались. Я ехал и долго думал об этом, даже как-то неудобно и стыдно было перед ним – не знаю... И за то, что я моложе и глупее, и за то, что одет лучше него – странно как-то, но точно все равно не опишу это чувство. – Алексей перевел дыхание, чтобы изложить вторую часть истории, офицеры слушали его с серьезными, задумчивыми взглядами – для большинства из них рассказанное казалось куда более диким, чем для него самого. – А через два часа я шел обратно – с тренировки в школ; как назло, я был один, друзья все школьные прогуляли занятие. Я шел, весь в танце, и вдруг заметил: мужчина лежит на снегу у обочины, под низким забором. А люди мимо ходят, как ни в чем не бывало. Я понимал тоже, что человек, лежащий на снегу в городе, без сознания, это уже обыденность – мало ли алкашей в городе, но меня от такого всегда корежило, особенно зимой    – холод, человек замерзает. Я подошел к нему, смотрю: а этот тот старик, с которым я утром разговаривал. Не знаю, сколько он там пролежал, я вещи свои сбросил, перевернул его, на меня еще как на психа все смотрели. Я смотрел по сторонам тоже, потому что у меня мобильника не было, точнее, разрядился. Остановил мужчину одного, попросил скорую вызвать, а он: “Мне некогда, опаздываю”, - попросил второго, третьего. Старика будил, а он не просыпался. Парни проходили мимо взрослые, сказали: “Оставь ты алкаша, менты сами заберут”. И тут просто так обидно стало, до боли. Понедельник, почти полдень, люди бегут, кто куда, и ни один не вызвал неотложку, даже не подошел узнать, все ли в порядке! Потом я увидел одноклассника издалека, подбежал к нему и сразу телефон выхватил. Позвонил в скорую, они приехали минут через двадцать. Мы старика поднять помогли, погрузили. Врачи расспрашивали меня, я сразу сказал, что он был трезвым, начал спрашивать их, что с ним. Сказали только, что он жив и что вроде бы инсульт. Но он так и не очнулся при мне, его увезли, а мы пошли на уроки. Учительнице объясняли, почему опоздали на полчаса, она вроде поняла все, но ругалась – без этого никак. Я сел, злой, как черт, на всех, и даже разговаривать ни с кем не хотелось целый день. В общем, не описать…, просто не высказать. – Алексей выпустил горячий воздух наружу, с усилием провел пальцами по контуру лица и опустил взгляд.

Публика на минуту погрузилась в тяжелое молчание, каждый невольно составил свое мнение по поводу услышанного рассказа, но никто так ничего и не высказал вслух; одно можно было сказать точно: все были увлечены и даже озадачены – это было видно по неподвижным, задумчивым лицам.

- Ты человек, Лео, - Джерри, как никто, оценил его рассказ.

- Да, рассказ примечательный…, - с серьезным видом высказался Джек.