Возвращаться – плохая примета

– Господи, Перцев, ты скоро будешь совсем лысый. Вот зачем ты мне такой? Лысый, угрюмый…

– С тобой все иначе, – не слушая ее, сказал Сашка. – С тобой здорово, спокойно, слово еще какое-то есть на этот счет… Комфортно, во! С тобой я все время в своей тарелке. С тобой я… герой, Ир!

– Складно поешь, опер. – Она вцепилась в его затылок и потянула на себя. – Но слушать очень приятно. И мне тоже, Саш, хорошо с тобой. Спокойно, и защищенной себя в первый раз чувствую. Очень защищенной! Как за каменной стеной, за тобой.

Он сгреб в кучу разлетевшиеся подушки, накрыл Арину ее теплым халатом. Прилег рядом. Дотронулся до ее волос, погладил, заправил прядь за ухо.

– Никогда не обращал внимания, какая ты красивая, Ирка, – вдруг удивленно воскликнул Перцев, приподнял халат, заглянул внутрь. – Везде! И там. И там. Красотка просто! Ванька дурак!!! Хотя…

– Хотя что?

Арина зажмурилась. От близкого огня камина было жарко. Но слова Перцева жгли сильнее. Приятно, возбуждающе жгли.

– Хотя я ему должен быть благодарен. Меня избавил от обузы, от Инки то есть – раз. И от необходимости отбивать тебя у него избавил – два.

– А стал бы отбивать?

– Может, и стал бы, но со временем. Я не так сразу понял, что ты – моя женщина, – заявил Перцев серьезно.

– Твоя?

Ей захотелось рассмеяться, потормошить его, заставить улыбнуться – слишком уж серьезным он сейчас выглядел. И куда ее сонливость пропала? У нее сейчас внутри все клокотало от долго сдерживаемой радости. Ее же не было целую вечность у нее – радости этой. Ее у нее украли Ванька и Инна. Подло, вероломно, исподтишка. А Сашка теперь вот вернул. И как-то так у него получилось перекрыть всю их предыдущую подлость, что она о ней впервые могла вспоминать спокойно, без внутреннего передергивания. Незатейливостью слов, наверное, искренностью. Не было никакого притворства, никакого позерства. Все просто, без киношных затей, но здорово.

– Ир, ты моя теперь, ага?! – спросил он с тревогой в голосе после долгого молчания. – Идет? Моя и ничья больше, а?

– Как скажешь, Перцев. – Она неопределенно пожала плечами.

Долгосрочные обязательства ею, конечно же, не рассматривались в тот момент, когда она поддалась Сашкиному желанию, да и своему, конечно, тоже, отказываться глупо. Она ни о чем не могла думать, когда позволяла раздевать себя. И уж тем более не задавалась вопросом: а что с ними дальше будет? Что будет с их давно сложившимися дружескими отношениями? Не испортит ли их близость физическая близости духовной?

Она стонала, целовала, обнимала его, просила не останавливаться, задыхалась, умирала, рождалась заново. Могла она думать о чем-то еще, кроме? Могла ли она быть настолько серьезной, чтобы строить планы на будущее? На их общее будущее…

– Я ревнивый, – предупредил Перцев, нацелившись в нее пальцем. Дотянулся до спортивных штанов, надел их, правда, наизнанку. Снова повторил, теперь уже с уточнением: – Очень ревнивый, Ир. Так что не провоцируй меня.

– В смысле? – Она встала на коленки. Пригладила волосы, надела халат.

– В смысле… В том самом, что если соберешься еще раз пообедать с Ванькой в ресторане, предупреди.

– Ты?! Ты видел?! – Она уставилась в его широченную накачанную спину. Опустила глаза на голый зад, Перцев как раз, вывернув, переодевал штаны. – Почему не сказал?

– А чего я скажу? Какое право имею? Побесился и к Инке поехал.

– Зачем к ней-то? – Она подобралась к нему сзади, обняла, поцеловала поочередно в каждую лопатку. – К ней-то зачем? Мстить мне собрался или ему?

– Дуреха. – С усмешкой он поймал ее ладошку, подтянул к губам, поцеловал. – Просто сказал ей, что если еще раз увижу его рядом с тобой, ноги выдерну.

– Кому?

Она счастливо рассмеялась, непонятный его визит к бывшей жене, от которого ей было не по себе, оказывается, имел весьма прозаичное объяснение.

– Ему, конечно же! – Перцев развернулся, обнял ее, прижал к себе с силой. Заворчал прямо на ухо: – Будет она, понимаешь, со всякими Ваньками обедать.

– Не обедала я с ним. Он просто подсел ко мне. Начал про Сячинова спрашивать. Потом про тебя.

– А про меня что?

– Ну… О серьезности твоих намерений хотел поговорить.

– Поговорили?

– Да пошел он, Саш, куда подальше. Мне, честно, с ним и беседовать не особенно хотелось. Какой-то он не такой. Ну его… Слушай… – Арина потерлась лбом о его крепкую грудь, прижалась сильнее. – Может, мы все же покушаем?

Это был милый ужин, почти семейный. Они ели картошку, салат, наперегонки хватали с тарелки семгу, роняли куски на стол, дурачились, толкались вилками, пытаясь выхватить друг у друга рыбные кусочки. Потом вместе мыли посуду, снова оставив без внимания посудомоечную машину. Очень нравилось стоять у раковины рядом и передавать друг другу мыльную мочалку. Звенеть бокалами, греметь тарелками, отряхивать от воды вилки, ножи, складывать все на расстеленное чистое полотенце. И целоваться, целоваться, каждую паузу заполнять поцелуями нравилось очень. Потом Сашка снова погнал ее к камину, а сам взялся варить кофе. Про кисель, который капризно требовал с Арины в начале вечера, он даже и не вспомнил.