Возвращаться – плохая примета

– Мы сейчас с тобой, Ирка, камин будем разжигать, – пообещал он ей с улыбкой и принялся укладывать поленья в камин.

– А уже можно? – Арина подошла ближе, в руках у нее было по помидору, из которых она намеревалась приготовить салат.

– Можно. Облицовка-то, она скорее для декоративных целей, для красоты то есть.

– Я поняла.

– А для огня уже все готово. Ну, давай поджигай, хозяйка.

Она засуетилась. Отнесла обратно в миску помидоры, вытерла руки, одернула спортивные штаны, будто складки на коленках могли как-то помешать. Взяла из его рук громадную подпаленную спичку и поднесла ее к бумажному комку, Перцев его подсунул под самый низ дровяной горки. Бумага мгновенно вспыхнула, съежилась, огненные языки полезли вверх, пару минут древесная кора настырно дымила, а потом все же занялась пламенем.

Арина распрямилась, встала рядом с Сашкой. Едва ощутимо ткнула того в бок.

– Горит!

– Горит, – кивнул он, довольный. – И труба хорошо тянет, и тепло отлично идет. Устроим пикник у огня, Ир?

Она неуверенно пожала плечами.

И хотелось, и боялось. Сейчас он швырнет на пол у камина овчинную шкуру, набросает подушек, выключит свет. Что потом? Потом подразумевался ужин с бутылкой вина, звоном соприкасающихся бокалов. А дальше? А дальше он снова может начать ее целовать. И как быть в таком случае? Отпихнуть она его не сможет, потому что он сильный и потому что…

И потому что захочет ли она его отпихнуть?! Она давно одна. Целую вечность, кажется, ее никто не целовал, не обнимал, не трогал. Его прикосновения сегодня оказались очень волнительными. И как бы она ни возмущалась вслух, глубоко внутри она не чувствовала себя оскорбленной. Даже чуть-чуть, немного совсем, ощущала себя желанной.

Перцев не дождался ее ответа, ушел из кухни. Где-то топал наверху, привычно гремел и чертыхался. Арина вернулась к плите. Достала из духовки картошку, очистила, залила топленым маслом и посыпала сверху свежей петрушкой вперемешку с сельдереем. Нарезала салат, потом достала копченую семгу и тоненькими дольками устелила красивую большую тарелку. Долго смотрела на бутылку вина в холодильнике: доставать или нет. Потом решила, что пока это лишнее. Перцев сам решит.

Он вернулся со скомканной овчиной под одной подмышкой и тремя подушками, которые стянул с дивана в гостиной, под другой. Швырнул все на пол у полыхающего камина. Расстелил шкуру, отряхнул, разложил подушки. Потом полез к выключателю. Щелкнул им, не забыв перед этим опустить штору на окне. Встал у огня, уперев руки в бока. Смотрел то на пламя, то оглядывался на нее. Потом с мальчишеской улыбкой пробормотал:

– Здорово!

– Здорово, – подтвердила Арина, стараясь говорить спокойным, ровным голосом, хотя очень волновалась.

У нее онемели пальцы, с такой силой она вцепились в спинку деревянного кресла, на котором теперь всегда хозяйски восседал Перцев.

«Что дальше?!» – молотило у нее в голове. По какому сценарию станут развиваться события?! Он откроет вино, они станут ужинать, медленно потягивать алкоголь из высоких пузатых бокалов, он снова будет смотреть на нее чужими потемневшими глазами. Потом протянет к ней руку, прижмет к себе, будет целовать, может, даже и скажет что-нибудь полезное, чтобы она перестала считать себя заброшенной.

– Может, поужинаешь? – предложила Арина, когда Сашка повернулся к ней и уставился именно так, как она и боялась.

– К черту, Ир, – произнес Перцев и широко шагнул к ней, потом еще раз шагнул. Вытянул руки, обнял за талию, притянул к себе. – К черту ужин. Ир, иди ко мне…

Она уже забыла!!! Она уже совсем позабыла почти, как сладко быть желанной!!! Позабыла, как рвется сердце из груди, разбуженное мужскими нетерпеливыми руками. Как горячо от поцелуев, как плывет все перед глазами, позабыла.

– Перцев, ты сумасшедший! – прошептала Арина, распластавшись на овечьей шкуре перед камином.

Мягко потрескивали поленья, клонило в сон, но спать – она точно знала – было нельзя. Нельзя было бросить удовольствие сну на растерзание. Тут же сотрется острота, потухнет накал, сгладится из памяти каждый вздох, каждый стон, имеющий значение.

– Ты просто сумасшедший!!!

Сашка привстал на локте, склонился над ней, дунул ей в лицо, сдувая разметавшиеся волосы со щек. Потом поцеловал в одну щеку, в другую, прошелся губами по ее губам.

– Я обожаю тебя, Воробьева. Просто обожаю!

– Ух ты! – удивилась она. – И давно?

– Наверное, давно. Понял недавно.

– А когда понял-то?

Хотела добавить что-нибудь язвительное про вероломство его бывшей жены, но вовремя прикусила язык. Нельзя похабить то прекрасное, что случилось между ними только что. Может, и не долговечное, но прекрасное.

– Не тогда, когда ты подумала, – хмыкнул он и пощекотал ей пятки. – Инка, она… Может, кому и хорошая, Ваньке вон, например. Но больно с ней тяжело, Ир. Настолько тяжело, что… К разговору с ней каждый раз как к допросу с подследственным готовишься. Причем сам ты то в одной роли пребываешь, то в другой. А с тобой…

– Что со мной?

Она вытянула руку, коснулась его макушки с мягким ежиком редеющих волос.