Возвращаться – плохая примета

Потом Арина пару дней пролежала в кровати, просадил сквозняк в собственном коридоре. Снова разболталась балконная дверь, как ее ни пытался отремонтировать Перцев. И ее снова начало распахивать любым дуновением ветра. Однажды распахнуло в тот момент, когда она вышла распаренной из ванной, и простуда тут же прицепилась, с насморком, температурой, головной болью.

Чуть оклемалась, тут же позвонила Сячинову. Тот не то чтобы сильно обрадовался ее звонку, но приехать и поговорить предложил.

И вот она в приемной, лопает сдобные ватрушки, запивает горячим сладким чаем, слушает Валечкин треп и изо всех сил надеется, что судьба ее сегодня избавит от встреч с ее бывшими мужчинами. Хотя Перцев вряд ли мог считаться бывшим, поскольку в настоящих проходил чуть меньше суток.

– Ты не представляешь, Ариша, что тут у нас вообще происходит! – зашептала еще более трагично Валечка и снова зыркнула на себя в зеркальце. – Сячинов ходит с каменным лицом, серый весь. Ванька пару дней на работу вообще не ходил, потом явился с замазанным синяком.

– Да? Это когда же случилось все?

И сама подумала: кто же поставил ему синяк, благоверная или бывший муж этой благоверной?

– Да на неделе! – вспомнила Валечка, загнув три пальчика. – Да, точно. В среду Ванька пришел с синяком. А Перцев…

И тут тот собственной персоной вваливается в приемную.

– Что Перцев? – спросил он с глумливой ухмылкой у секретарши, старательно обходя Арину взглядом, даже как на пустое место на нее не посмотрел. Вообще не посмотрел. – Упоминаешь мое имя всуе, Валечка?

– Да уж… – Валя кисло улыбнулась, покосилась на Арину, та сидела, смиренно опустив голову, и внимательно рассматривала натянувшуюся на коленках юбку. – Тебя упомянешь, пожалуй!

– А что так? – продолжил глумиться Перцев и даже пощекотал для чего-то Валечку за ухом. – Чего-то боишься?

– Ничего я не боюсь. – Она, сморщив недовольно полное личико, отодвинулась от шутника подальше. – Это тебе надо бояться.

– Мне? И кого же? – ненатурально удивился Сашка и присел к Валечке на край стола, при этом его левый ботинок завис в воздухе на уровне подбородка Арины, что его, казалось, совершенно не смущало. А ботинок-то пыльный, пыльный.

– Самого!!! – зловеще прошептала Валечка и принялась спихивать Перцева со стола длинной пластиковой линейкой. – Гневался на тебя с утра! На совещании почему не был?

– Совещания эти каждый день, сегодня не был, завтра успею, – беззаботно заявил Сашка, кивком указал на дверь. – Давно сидят?

– Да уж скоро закончат. Он Арине назначил, время икс приближается. А он людей не любит заставлять ждать.

– Да уж…

И вдруг ботинок, который покачивался в опасной близости от ее лица, опустился на пол, потом двинулся в сторону Арины, следом, соответственно, второй. И через мгновение Перцев уселся с ней рядом, больно двинув локтем в бок. Могло ли это означать приветствие либо ей приказано было подвинуться, Арина не знала, но от боли поморщилась. У нее вообще после простуды и вынужденной недельной голодовки болело все тело. Ныли коленки, локти, плечи, тянуло спину. Несколько раз вчерашним промозглым вечером намеревалась разжечь камин, чтобы как следует прогреться, но всякий раз останавливалась.

Не хотелось ей огня без Сашки, не хотелось ничего, никаких удобств!

– Привет, – буркнул он, когда деликатная Валечка схватила папку с бумагами и умчалась будто бы в бухгалтерию.

– Здрассте, – так же неприветливо ответила Арина.

– Как поживаешь? – поинтересовался он самым нейтральным тоном, на который был способен.

– Тебе-то что? – Арина пожала плечами. – Какое тебе дело до дуры, вообще?

– Никакого, – согласился он.

В следующий момент она поняла, что он смотрит на нее. Да, конечно, смотрел, потому что высказался не без удовлетворения:

– Неважно выглядишь.

– Это неважно. – Арина покосилась на его грязные ботинки, те на полу стояли спокойно, уверенно, без дерганья. И решилась добавить: – Для тебя неважно.

– Ну да, ну да, – пробормотал он беззаботно.

Тут из кабинета Сячинова повалил народ, и Перцев заткнулся. И слава богу! Иначе они допререкались бы до того, что она расплакалась.

Значит, Инка была права! Права во всем, ни в чем не соврала, рассказывая о непроходящей любви Сашки к ней. Зачем вот только ему все это было нужно: постель, слова всякие, поцелуи, забота? Он же все испортил, все! Они замечательно дружили, замечательно бесполо дружили, что главное. А он взял и все испортил!

Когда вышел последний сотрудник, на пороге нарисовался сам Сячинов. Хорошо подстриженный, гладко выбритый, китель отглажен, воротник рубашки, словно деревянный, упирается в острый кадык.

– Сидите, голубки?! – поприветствовал он их нелюбезно. – Входите.

Арина встала, пошла на онемевших ногах к двери. Перцев двинулся следом, шумно обдувая ей голый затылок, волосы она зачесала высоко наверх и замотала черной резинкой. Кофточка была без воротника и открывала всю шею, которую теперь старательно обдувал Перцев.