Возвращение

От удивления Фокин повиновался и принялся за работу с необычайным усердием.

За два часа вертолет сделал восемь рейсов, а грузовые киберы протоптали от базы до бота широкую дорогу в траве. От базы остались только пустые постройки, все три системы кибернетических роботов-строителей были загнаны в помещение склада и полностью депрограммированы.

В шесть часов утра по местному времени, когда на востоке загорелась зеленая заря, выбившиеся из сил люди собрались у бота, и тут наконец Фокина прорвало.

– Ну хорошо, – начал он зловещим сиплым шепотом, – ты, Геннадий, отдавал нам приказания, и я их честно выполнял. Но, прах побери, я хочу наконец узнать, зачем мы отсюда уходим? Как! – завопил он вдруг фальцетом, картинно выбросив руку. (Все вздрогнули, а Мбога выронил из зубов трубочку.) – Как! В течение трех веков искать Братьев по Разуму и позор-рно бежать, едва их обнаружив? Лучшие умы человечества…

– Борис, Борис!.. – Таня укоризненно покачала головой.

– Ничего не понимаю! – проговорил Фокин сиплым шепотом.

– Вы думаете, Борис, что мы способны представлять лучшие умы человечества? – спросил Мбога.

Комов угрюмо пробормотал:

– Сколько мы здесь напакостили! Сожгли целое поле, топтали посевы, развели пальбу… А в районе базы… – Он махнул рукой.

– Но кто мог знать? – сказал Лю виновато.

– Да, – произнес Мбога, – мы сделали много ошибок. Но я надеюсь, что они нас поняли. Они достаточно цивилизованны для этого.

– Да какая это цивилизация! – воскликнул Фокин. – Где машины? Где орудия труда? Где города, наконец?

– Да замолчи ты, Борис! – сказал Комов. – «Машины… города»!.. Хоть теперь-то раскрой глаза! Мы умеем летать на птицах? У нас есть медоносные монстры, которые к тому же дают мясо с живого тела? Давно ли у нас был уничтожен последний комар? Машины…

– Биологическая цивилизация, – произнес Мбога.

– Как? – спросил Фокин.

– Биологическая цивилизация. Не машинная, а биологическая. Селекция, генетика, дрессировка. Кто знает, какие силы покорили они? И кто скажет, чья цивилизация выше?

– Представляешь, Борька, – сказала Таня, – дрессированные бактерии!

Фокин яростно крутил ус.

– И уходим мы отсюда потому, – сказал Комов, – что никто из нас не имеет права взять на себя ответственность первого контакта.

«Ах, как жалко уходить отсюда! – думал он. – Ужасно жалко. Не хочу уходить. Хочу разыскать их. Поговорить с ними, поглядеть, какие они. Целое человечество! Не какие-нибудь безмозглые ящеры, не улитки какие-нибудь, а человечество. Целый мир, целая история… А у вас были войны и революции? А что у вас сначала было – пар или электричество? А в чем у вас смысл жизни? А сколько языков на Леониде? А можно взять у вас что-нибудь прочитать? Первый опыт сравнительной истории человечеств… И нужно уходить. Ай-яй-яй, как не хочется уходить!.. Но на Земле уже пятьдесят лет существует Комиссия по Контактам. Пятьдесят лет изучают сравнительную психологию рыб и муравьев и спорят, на каком языке сказать первое „э“! Только теперь над комиссией уже ке посмеешься. Работать им придется явно в поте лица. Интересно, кто-нибудь из них предвидел биологическую цивилизацию? Наверное. Чего они там только не предвидели. Счастливчики!»

Мбога сказал:

– Какой все-таки удивительно проницательный человек Горбовский! Он явно что-то чувствовал.

– Да, – сказала Таня. – Страшно подумать, что бы здесь Борька наделал, будь у нас оружие!

– Почему обязательно я? – возмутился Фокин. – А ты? Кто купаться ходил с электрическим резаком?

– Все мы хороши, – сказал Лю со вздохом. Комов поглядел на часы.

– Старт через двадцать минут, – объявил он. – Прошу по местам.

Мбога задержался в кессоне и оглянулся. Белая звезда ЕН 23 уже поднялась над зелеными равнинами Леониды. Пахло влажной травой, теплой землей и свежим медом. Над далекими холмами неподвижно повисли белые растрепанные облака.

Да, – произнес Мбога, – необычайно благоустроенная планета. Разве природе под силу создать такую?

Глава пятая Какими вы будете

Какими вы будете

Океан был как зеркало. Вода у прибрежных камней была такая спокойная, что темно-зеленые мочала водорослей на дне, обычно колеблющиеся, висели в глубине неподвижно.

Кондратьев завел субмарину в бухту, поставил ее впритык к берегу и сказал:

– Приехали.

Пассажиры зашевелились.

– Где мой киноаппарат? – спросил Женя Славин.

– Я на нем лежу, – отозвался Горбовский слабым голосом. – Мне очень неудобно. Можно, я вылезу?

Кондратьев распахнул люк, и все увидели ясное голубое небо. Горбовский вылез первым. Он сделал по камням несколько неверных шагов, остановился и пошевелил носком сухой плавник.

– Как здесь хорошо! – вскричал он. – Как мягко! Можно, я лягу?

– Можно, – сказал Женя.

Он тоже выбрался из люка и сладко потягивался. Горбовский сейчас же лег.

Кондратьев сбросил якорь.

– Лично я, – сказал он, – лежать на плавнике не советую. Там всегда несметно песчаных блох.

Женя, неестественно растопырившись, стрекотал киноаппаратом. Он снимал командира звена субмарин в момент возвращения из ответственной операции.

– Сделай лицо, – строго приказал он.

Кондратьев сделал лицо.