Возвращение

Я окинула взглядом предложенное диво. Конечно, пошито по последней моде: вырез обнажает грудь едва не до пупа, складок на юбке столько, что среди них в прятки можно играть, а позади волочится шлейф изрядной длины. Всё это великолепие оказалось пронзительно-зеленого цвета с перламутровой отделкой, черными кружевами и фестончиками везде, где можно и где нельзя.

– Ты что, смеешься надо мной, что ли? – нахмурилась я. Приказчик, не переставая улыбаться, отступил за болвана. – Ты мне что показываешь?! Это, по-твоему, нарядно, что ли? Я ж тебе человеческим языком сказала: племянницу замуж выдаю, она мне заместо дочки! И что, я в этой унылой тряпке должна на свадьбе показаться?!

– Последняя мода… как раз по вашему возрасту… – пискнул приказчик, но, на его счастье, я проигнорировала последние слова.

– Да оно мне еще и коротко будет! – припечатала тетушка Фелиция. – А ну, другое покажи! И побогаче чтобы, с золотом там, с перьями, на одной нейре давеча такое видела!

– Боюсь, госпожа, на ваш рост готовых праздничных платьев не найдется, – с опаской произнес приказчик и зачастил, видя, что я снова нахмурилась: – Но все мастера господина Ротта к вашим услугам! Вы можете заказать платье прямо сейчас, какое вам будет угодно, любого цвета и фасона, с любой отделкой, всё будет исполнено в самые кратчайшие сроки, и обойдется не дороже, чем готовое платье, а главное, оно будет пошито именно для вас, и… – он запутался в длинной фразе и умолк, чтобы набрать воздуха.

– Ладно, ладно, не трынди, я поняла, – хмыкнула я. – Веди, где там ваши мастера…

Следующие полчаса я искренне наслаждалась спектаклем. Мастера наперебой (очевидно, почуяв денежную клиентку) предлагали мне отрезы ткани, подсовывали рисунки со всевозможными фасонами нарядов, рассыпали передо мной горы бисера, разворачивали ленты и кружева… Увы, Фелиция Нойрен оставалась безразлична ко всей этой роскоши, ей требовалось «побогаче, и чтоб вот тут непременно вышивка золотом, а сзади бант побольше, а кружева тоже золоченые…»

– Зря время теряю! – заявила я, наконец, в сердцах.

К этому моменту я уже успела выслушать историю мастерской Ротта. История самая обычная: Ротт родился и вырос в Арастене, в семье портного. Отец его талантом и, как следствие, большим достатком похвастаться не мог, перебивались кое-как. А вот Лейс Ротт в самом юном возрасте понял, что до скончания века шить одни и те же унылые сорочки и скучные платья не желает. Ушел из отчего дома, устроился подмастерьем к широко известному тогда дамскому портному. Тот, надо отдать ему должное, разглядел в тщедушном пареньке будущего мастера и учил его на совесть. К двадцати годам Ротт уже стал полноправным партнером в той мастерской. В двадцать пять он покинул партнера и открыл собственное дело, тридцатилетие отпраздновал тем, что придуманные им фасоны мгновенно становились криком моды… Словом, упорный труд сделал из полунищего парнишки с рабочей окраины процветающего мастера. В тридцать пять он женился на молоденькой красавице Дите (это я узнала от него самого еще вчера) и жил припеваючи, хоть и трудился, конечно, от зари до зари. Так оно и шло до сих пор (я угадала, ему было всего сорок два), и, похоже, Ротт собирался расширять свое предприятие. Ничего странного, в сущности.

– Ну что вы, госпожа, – расстроился один из портных. – Вы объясните, что вам угодно, сделаем в лучшем виде!

– Да я же объясняю! – вспылила тетушка Фелиция, но тут же остыла и махнула рукой. – Ладно… А вот я видала на одной нейре платье, говорили, здесь шила! Значит, фиолетовое, ну как спелая слива, из блестящей такой ткани, запамятовала, как называется. Всё черными лентами расшито, по подолу вышивка серебром, птицы сказочные, цветы всякие – мечта! Вот мне б наподобие этого, только бордовое и с золотом!

Портные переглянулись.

– А, – вспомнил вдруг один. – Это самого мастера Ротта работа. Очень дорого станет…

– А мне дешевки не надо! – сказала я гордо.

– Тогда я сейчас мастера кликну, – сказал один из мужчин и удалился.

– Только может не выйти в точности, – сказал второй, задумавшись.

– Это почему же? – заинтересовалась я. Я ждала ответа в духе, мол, мастер свои творения не повторяет, но…

– Да видите ли, госпожа… Вышивку-то на таких штучных вещах госпожа Ротт собственноручно делала, – сообщил парень. – Руки у нее прямо золотые были, все диву давались, как она такое изображает!

– И что? – хмуро спросила я. – Руки отвалились, что ли?

– Да нет… – он сам уже был не рад, что сказал. – Пропала госпожа Ротт. Давно уж. Так и не нашли.

– Ну, дела! – всплеснула я руками. Так, а это уже интересно… – Так и с концами? И что ж теперь?

– Ну, вышивальщицы у господина Ротта и другие есть, – пожал плечами портной. – Только такой-то уж больше не сыскать. Остальные ей и в подметки не годятся.

– Это точно, – добавил еще один, совсем молодой. – А госпожа Ротт вышивала так хорошо, и красивая была, жаль только…

– Что? – насторожилась я, но парнишке кто-то двинул локтем под ребра, и он умолк. Какая жалость!