За опушкой было небольшое поле. Оно заросло давно, по нему были разбросаны островки какой-то высохшей травы. Старые стебли были сухими, коричневыми с какими-то собранными в кисть старыми цветами или семенами. Снизу их подпирали уже зеленые стебли. Может быть, если бы их не было, то сухие бы и сломились, но падать им было некуда, вот они и стояли. Поле было окружено подковой леса, а по краю его текла маленькая речка или ручей, а вдоль ручья была дорога. Вот по этой дороге они с Андреем и приехали. Удивительно, но на этом поле дорога и кончалась. Сейчас там, наверное, красиво, грибов много.
Мария видела себя, стоящей на ветке, прижимаясь спиной к стволу. Там, куда указывала сосна, всходило солнце. Оно быстро поднялось над лесом и замерло, словно давая всем привыкнуть к своему появлению. Птицы, верещавшие до этого, притихли. Появился ветерок. Как-то робко пахнет и притихнет. Куда-то спрячется, как нашкодивший мальчишка. Когда солнце восходит, оно не дает никому баловаться. Даже ветру спуску не даст. Мария ясно видела, как на опушку с той стороны поля вышел конь. Конь был рыжий. Мария видела, он точно был рыжий! Нет, не от солнца, потому, что стоял в тени деревьев, а просто был рыжий. Грива у него была длинная и свисала на одну сторону. Он смотрел в сторону Марии, но видеть ее не мог. Мария на всякий случай вжалась сильнее спиной в ствол. Он оглядел поле и полетел. Полетел! Он не бежал, а летел по полю какими-то зигзагами, переходя с рыси в аллюр, потом в галоп, резко останавливался, вскидывал вверх передние ноги, бежал обратно, наклонял голову, перекидывая гриву с боку на бок, замирал, потом вдруг, словно испугавшись, бросался в сторону, далеко вперед вытягивая голову и прижимая уши. Он был все ближе и ближе. Было ясно, он ее заметил. Его движения изменились, стали плавными, он стал выше поднимать колени, но все равно не мог себя остановить, не мог справиться с собой. Он мчался по полю, сбивая грудью и коленями сухие стебли. Мария чувствовала, знала,– он бежит к ней.
Он остановился прямо под веткой. Сверху хорошо было видно, как раздуваются его бока, было слышно его дыхание. Он стоял так близко, что можно было бы прыгнуть ему на спину, схватиться за гриву, вжаться в его тело и скакать, скакать, отдавшись его сумасбродной воле, укрывшись, как плащом, его гривой. Конь бил копытом по траве, фыркал, мотая головой из стороны в сторону, но вдруг затих, словно прислушиваясь, встал на правое колено, вытянув вперед левую ногу и, положив на нее голову, замер.