Возвращение

Городские священники во время поста трудились денно и нощно, а на Страстной и вовсе чуть не падали с ног от усталости. Больше всего исповедников было у протоиерея Марка Крестовоздвиженского, законоучителя мужской гимназии. Кроме учащихся, у него окормлялась вся городская знать.

Отец Марк был плотным румяным батюшкой с хорошим тенором и покладистым характером. Каждый год он умилялся при виде трехсот гимназистов, выстроенных на исповедь в длинную очередь, хвост которой терялся где-то в конце коридора, соединяющего домовый храм с учебным корпусом. Каждый исповедник сжимал в кулаке «лепту» – полтинник, а то и рубль, плюс обязательная восковая свеча. Батюшка великодушно отпускал мальчишеские грехи, покрывая вихрастые головы епитрахилью. Из свечей на аналое образовалась ароматная гора. Потом отец Марк «реализует» их через церковную лавку. Великопостные доходы шли на приданое его дочери.

Томясь в длинной очереди, Юрий вспомнил язвительные реплики отца в адрес Церкви. Через полчаса стояния и его одолел скепсис: «Тоже мне таинство! Раз в год под расписку торопливо наврать священнику любую ерунду и получить формальное отпущение грехов, – повторял он слова отца. – Ни за что не признаюсь в том, что было у меня с гувернанткой! Стану я срамиться. Хотя… ведь никто не узнает, кроме отца Марка. А он будет смотреть на меня как на развратника. Ужас! Зачем только я согрешил! А не сказать все же боязно…»

Так он мучился за грех юности, хотя с некоторых пор считал себя атеистом. Среди старшеклассников это было принято. Юрий вспомнил реальный анекдот, случившийся с Феликсом Ковальчиком, выходцем из поляков.

По-русски Ковальчик понимал все, но говорил как иностранец – слишком правильно. Но мог и ляпнуть что-нибудь не к месту.

Три года назад на исповеди он почему-то впал в ступор и не мог вымолвить ни слова.

Отец Марк стал поторапливать грешника:

– Чего молчишь, чадо? Кайся!

Тот моргал, сопел, но – ни звука.

– Рукоблудишь? – решил помочь батюшка.

– Да.

– Часто?

– Один раз. Еще в первом классе. Два калачика взял. И брат тоже.

– Ты ж говорил о рукоблудии? – начал путаться отец Марк.

– Да-а, рукоблудил.

– При брате?

– Да-а, и сестра видела.

– Свят, свят, как же вы посмели, да еще при сестре?

– Мы и ей дали.

Тут в голове священника стало проясняться.

– Чадо, ты знаешь, что такое рукоблудие?

– Это есть руками блудить – красть.

Батюшка понял свой промах:

– Ах ты горе луковое! Что за искушение! Так вы калачики воровали в кондитерской? Вместе с братом? А сестру на атасе поставили?

Ковальчик согласно кивал.

– Ну и сорванцы! Обещай Богу, что больше никогда не возьмешь чужого, – наставлял батюшка, улыбаясь в бороду.

Ковальчик простодушно передал товарищам свой диалог со священником, вызвав взрыв хохота. Многие даже повалились на спину и, как жуки, бессвязно дрыгали конечностями. Вдоволь насмеявшись, гимназисты объяснили полячку подлинный смысл слова «рукоблудие», чем едва не довели беднягу до самоубийства – он всерьез хотел утопиться.

Но вот и пасхальная заутреня. В нарядной переполненной церкви не продохнуть. Жар от горящих свечей и кадильниц мешался с запахом ладана. Золотом сверкают парчовые облачения священнослужителей и эполеты на мундирах военных, чиновников, гимназистов, студентов. Дамы тоже принарядились, но без излишеств, драгоценности оставлены дома – тут не театр. Церковь оглашали ликующие пасхальные напевы и частые возгласы с амвона: «Христос Воскресе!» – «Воистину Воскресе!» – с радостным воодушевлением отвечали богомольцы. Затем следовали объятия и троекратные христосования под веселый перезвон колоколов. Все вместе создавало несказанно нежное праздничное настроение, от которого веселилось сердце и взлетала к небу душа. Все веровали, и всем казалось, что они искренне по-братски любят друг друга. Пусть это чувство владело богомольцами недолго, может, только одно мгновение, зато память о нем сохранялась на всю жизнь.

Похристосовавшись с родителями и сестрой, Юрий пошел искать Натали.

– Христос Воскресе! – неожиданно вырос он из-за ее спины.

– Воистину Воскресе! – ответила девушка.

Они троекратно поцеловались.

Юрий вызвался проводить Натали домой, она не возражала.

– А вы верите, что Христос действительно воскрес? – спросила она.

– Не знаю, – хмыкнул Юрий, желая выглядеть «современным». – Зачем Ему было страдать и умирать, если Он – Бог?

– Тогда почему вы христосовались со мной?

Не мог же Юрий сказать, что это лишь предлог, чтобы поцеловаться. Выручил доктор, окликнувший дочь. Он тоже был на службе, но домой приехал на извозчике.

Натали помахала ему, затем повернулась к Юрию:

– А вот я иду разговляться с верою во Христа Спасителя, и у меня, в отличие от вас, настоящий праздник.

Юрий понял, что получил по носу, и поспешил исправить положение:

– Минуту, Наташа! Простите, что я не умею веровать, но поздравляю вас от всей души. Это вам! – он вручил ей розовый конверт с бабочкой.