Возвращение

Юрий не стремился быть среди первых. Его вполне устраивали тройки. Вместе с тем он имел развитую память и много читал. Особенно легко давались ему языки. Но в целом учеба его не занимала.

Каждый день в гимназическом саду, на горке, дрались класс на класс. В пылу сражений бойцы щедро наделяли друг друга синяками, шишками и разбитыми носами. Но это не считалось геройством. Подлинным шиком были «выходы на пленэр». Озорники писали мелом на заборе соседней женской гимназии сомнительные стишки, а рядом рисовали соответствующие картинки. Например: «Меняю курицу и киску на фунт конфет и гимназистку»; «Софочку ругала Дама, чтоб держала спину прямо, мол, не то я накажу “мадемуазель Сижу”»; «Самым строгим классным дамам гимназистки льют касторку, чтоб спастися от догляда, от доноса и от порки». Потом из укрытия автор сотоварищи наблюдал за реакцией девчонок и классных дам. Возмущение последних было самой большой наградой «героям». В этих забавах Назарову не было равных, стишки он придумывал сходу.

Каждый год в гимназии устраивался осенний бал. К нему тщательно готовились, часами репетируя концертную программу, которой открывалось торжество. Старшеклассники задолго до праздника пребывали в приподнятом настроении и уже ни о чем другом не могли думать. Когда наступил долгожданный день, учителя и гимназисты явились в парадных отутюженных мундирах с сияющими серебряными пуговицами. Гимназистки были в форменных платьях и белых батистовых фартучках, а девичьи косы на затылке украшали белые муаровые банты.

Начала съезжаться фрачная публика. Дамы щеголяли немыслимыми туалетами, стараясь затмить друг друга. Ольга Александровна Назарова в лиловом вечернем платье и бриллиантах шла, опираясь на руку супруга, одетого в безупречный фрак и с неизменным моноклем.

Гимназисты толпились в актовом зале в ожидании высшего начальства. На хорах духовой оркестр драгунского полка настраивал трубы. Наконец прибыли барон фон Вурменталь с супругой, епископ Серафим, вице-губернатор, предводитель дворянства, полицмейстер, городской голова и прочая знать – кто с супругами, кто без оных.

Бал начался гимном «Боже, Царя храни» в исполнении хора гимназистов. Учителя и гости подпевали. Потом был концерт, после которого все облегченно вздохнули. Особенно оживилась молодежь в предвкушении танцев.

Оркестр заиграл мазурку, и кавалеры, как лихие жеребчики, заметались по залу. Особенно выделялись драгуны. Эффектно звеня шпорами, они ловко падали на одно колено и кружили своих дам, которые грациозно скользили вокруг своих кавалеров. За мазуркой последовали падеспань, венгерка, краковяк, падекатр, лезгинка, полька-бабочка…

Стало душно. Дамы остужали веерами свои разгоряченные лица в ожидании следующего танца. Но вот раздались звуки вальса Штрауса, и пары закружились по паркету.

В перерыве Юрия окликнул отец:

– Идем, я тебя представлю одной барышне, только веди себя прилично, не осрами меня.

Николай Николаевич подвел сына к известному в губернии врачу Донцову, еще не старому бородачу в сюртуке. Рядом с ним стояла гимназистка восьмого класса. Юрий мгновенно утонул в ее синих глазах.

– А вот и мой Юрий, – представил Николай Николаевич сына. – Прошу любить и жаловать.

– Приятно познакомиться! Моя дочь Натали, – ответил Донцов.

– Разрешите пригласить вас на котильон, – шаркнул ногой Юрий. (Ах, как уместны сейчас были бы шпоры!)

Распорядителем танцев был прошлогодний выпускник, а ныне студент первого курса университета Владимир Левицкий, выделявшийся среди гимназистов лишь белым бантом на груди и аксельбантами. Вместе с учащимися восьмого класса он обходил зал, держа на вытянутых руках специальные плоские подушки с приколотыми на них котильонными украшениями, которые моментально были разобраны. Дамы принялись украшать кавалеров, а кавалеры – дам. Наташа приколола к мундиру своего партнера миниатюрного медвежонка, а он преподнес ей розу, которую она стала прикреплять к своему платью.

Воспользовавшись паузой, Левицкий потянул Юрия за рукав, показывая взглядом, что хочет ему что-то сказать. Затем, приблизив к нему лицо, торопливо зашептал:

– Назаров, предупреждаю, Натали Донцова – моя давняя любовь, мы с ней знакомы чуть не с пеленок. Моя мать дружила с ее покойной матушкой. Будучи распорядителем, я не могу танцевать, но прошу тебя как брата…

– Извини, Левицкий, – громко сказал Юрий, – я не интересуюсь охотой.

Натянув лайковые перчатки, он предложил девушке руку, и они чинно вышли на середину залы.

Левицкий вернулся к своим обязанностям и стал выстраивать пары для котильона. Но необходимый для распорядителя бала кураж пропал. С ужасным произношением и ошибками он выкрикивал по-французски: «М'сье, аваже! Медам, рекюле! Баланже водаль! Ремерсье во дам!..» Он жалел, что согласился стать распорядителем – хотел покрасоваться перед девушкой, и вот что из этого вышло.