Возвращение

Попробуйте-ка вести себя с прилизанными, уклончиво насмешливыми приказчиками модных лавок (это тоже входит в шарм магазина) таким образом, чтобы сомнения прочь: перед ними дама, достойная занять заслуженное место в великом городе! Для этого нужно всего лишь: окинув взглядом яркий развал туалетов на все случаи жизни — по нынешней, завтрашней и послезавтрашней моде, заметить среди них один, который и является здесь «единственным».

Теперь кто не одевается в Париже!.. Богатеющие на глазах лавочники, вновь посадившие после революции 1830 года на престол для пущей важности короля Луи-Филиппа, устремились и сами к нарядам и удовольствиям, по-дворцовому пышным. Пришла пора взять свое. И оплывший промышленник со своей приземистой половиной покупают без содрогания: оранжевое, лимонное и багровое, горностаевый мех (в меньшем почете соболь, благо он неприметней), кринолины и фижмы. Буржуазное барокко просвещенного века во славу реставрации! Талии у девиц — сигаретками, а у дам — похожие на окорока, перетянутые бечевками; рукава скромнороскошные, как бы стекающие книзу от упадающего с плеч декольте, они делаются из пяти аршин, что выставляет талии в еще более фантастическом свете! Названия рукавов — «висельник», «слабоумный», «слон»…

Натали смеется над его иронией:

— Что поделаешь, моды выдумывают мужчины!

Заходя в магазины, они покупали все разом: саквояжи, перчатки от Мацера, дивные золотые плоды апфельзины, гимнастические принадлежности для Саши-младшего, новинку — купальный костюм, вечерние туалеты… Вот так-то.

Александр также, стараниями парикмахерских мастеров, приобрел узкую щегольски подстриженную бородку и усы, красивым изгибом сходящие к бороде, и был по-новому элегантен и строен в короткополом с открытой грудью сюртуке под названием пиджак. Современный джентльмен здешней формации и блестящая европеянка!

Во время одной из прогулок снялись в дагерротипии Соломона Адама. Это знаменитая новинка. Через несколько дней можно будет получить изображения.

— Ну, как тебе тут? — спросил он ее улыбаясь.

— Погоди, дай пожить подольше!

Он же высказал свои впечатления, слегка неодобрительно от мгновенно нахлынувшей усталости:

— Движение и шум такие, что не сосредоточишься. Здесь, кажется, вообще невозможно уловить частности. Вот разве что — учтивость… такая заученная у всех. Они подавили свой разум! Умильность такая, что обманут и украдут… из вежливости.

— Да-да, верно… я слежу за мыслью. И я сейчас так люблю тебя!

Их обтекал многолюдный бульвар Фонтен, толпа огибала островок кафе под акациями и тополями. Все же выражение лица у Натали было отстраненным от уличного шума, от звонков дилижансов и криков разносчиков. Нежный и задумчивый взгляд… Она сказала еще что-то — с беспечной улыбкой и слегка невпопад. А впрочем, она всегда улавливала самую суть.

— Да, что касается чувств, так копни глубже — такая пустота. Наши были бы для них смешны и удивительны. — Она улыбнулась сразу многим воспоминаниям. — Зато сколько у нас делается по прямому душевному движению!

Как это часто бывало, Натали выразила его впечатления.

Приветствуя их издали поднятием трости над головой, к их столику под акациями подошел Павел Васильевич Анненков. Только вчера он приехал с Белинским из Зальцбрунне. Павел Анненков — коллекционер впечатлений и человеческих типов для будущих своих мемуаров. Вообще на левобережий Сены — всюду русские.

— Отличные все люди вокруг… наслаждение! — улыбнулся он.

Полный, но подвижный, с изящными усами и искушеннейшим прищуром монголоватых глаз на холеном и слегка флегматичном лице, Павел Васильевич был наблюдателен и «чутьист» на людей внутренне значительных и имел способность оказываться в гуще событий. Он собирался расширить знакомство Натали и Александра с интересными парижанами разных национальностей.

— Да-да, снова хорошие люди, — сказала Натали «послушным» голосом. И слегка вздохнула. Впрочем, задним числом она обычно бывает рада новым знакомым, лишь слегка утомляется от их обилия и скопления. В их московском доме было принято, что она нередко лишь выходит улыбнуться им и оставляет с ними Александра.

Отправились прежде всего втроем в клинику известного здешнего врача Галле, в которой находился сейчас четырехлетний Коля Герцен — его там обследуют и пытаются возбудить слуховой нерв. Пока что не слишком успешно.

Худенький, живой светловолосый Коля помахал им рукой с больничного балкона и опрометью скатился по лестнице в сад. При малыше в клинике неотлучно находится Луиза Ивановна: больное дитя, он ее любимец. У Коленьки необычайно пытливый взгляд, он даровит. Тут же изобразил солидную походку Павла Васильевича… Мальчик отверг все привезенные игрушки, кроме очень похожей на живого человечка гуттаперчевой куклы в матросском костюме: она сжимает и разжимает руки, и с ней можно разговаривать жестами.

Затем Анненков повел их в Латинский квартал к Адольфу Рейхелю. У него было многолюдно.