Возвращение

– Неплохо, лучше, чем могло бы быть. Звоню из кабинета директора тюрьмы, пока он вышел покурить в коридоре. В общем, тут такое дело, – я понизил голос, чтобы Диксон, стоя за дверью, не услышал лишнего. – Уайлдер ведь уже приступил к съёмкам «Зуд седьмого года»? Актёры на все роли у него уже наверняка утверждены, но, думаю, он сумеет придумать небольшую роль для дочки директора тюрьмы.

Разговор занял буквально пару минут, Саймон всё схватывал на лету. Также я намекнул на возможные траты в пользу Сан-Квентина, которые ещё больше поднимут меня в глазах здешнего руководства. Пользуясь случаем, спросил, как там Варя, дети, попросил передать им привет и сказал, что уже скучаю по ним, но если супруг решит навестить меня – лучше ей это сделать одной, без Сони и Дани. Незачем травмировать психику детей, по легенде для которых папа находится в длительной командировке. Напоследок ещё раз напомнил, как зовут дочку директора тюрьмы, затем положил трубку и открыл дверь кабинета, приглашая курившего уже, наверное, вторую сигарету Диксона вернуться в свои апартаменты.

– Вроде бы вопрос решили. Сейчас на моей студии приступили к съёмкам новой картины с восходящей звездой Мэрилин Монро, о которой вы ещё не раз услышите, но кое-какие вакансии остались, и Элизабет может попробовать свои силы на кастинге. Есть бумага и карандаш? Вот телефон моего человека, его зовут Саймон Стетсон, он будет курировать вашу дочь, когда она появится в Голливуде.

Покидая под конвоем здание тюремной администрации, я находился в приподнятом настроении. Да, пришлось пойти на сделку с совестью, ведь ещё не факт, что девица чего-то стоит как актриса, и материальные затраты предвидятся немалые, но, чёрт возьми, мне тут сидеть ещё хрен знает сколько, так почему я не могу сделать своё пребывание в этих стенах чуть более комфортным?!

Глава VI

Следующие несколько дней почти безостановочно лил дождь, в основном мелкий и нудный зимне-осенний дождь севера Калифорнии, лишь иногда прекращаясь, чтобы затем припустить с новыми силами. Скучающие зеки сидели по блокам, кроме тех, кто работал в цехах, прачечной и столовой. На дорожные работы зеков не отправляли, вероятно, рассуждая, что простудятся, чего доброго, лечи их потом.

Решив, что пора вернуться к практике ушу, перед завтраком в камере начал проделывать комплекс упражнений. В таком пенале, конечно, не разгуляешься, но когда сосед постоянно сидит на нарах – места всё же побольше, чем если бы тот болтался по камере. Флегматичный Молчун Лу даже начал коситься на меня с интересом, когда я принялся демонстрировать комплекс чанцюань. Зато после первой же тренировки я почувствовал прилив бодрости, что было отмечено за завтраком Джеймсом Моррисом.

Мы с ним в эти дни изредка пересекались, причём не только в столовой, и даже как бы сдружились. Причём я бы не сказал, что он пытался ко мне подмазаться, как к человеку, владеющему огромным по нынешним меркам состоянием (впрочем, теперь им официально владеет моя супруга) – я такие вещи чувствую на расстоянии. Всё происходило как-то само собой, и мне действительно было с ним комфортно общаться, благо что человеком он оказался достаточно эрудированным.

Молчун Лу по-прежнему основное внимание уделял своей крысе, а ночью больше меня не тревожил. Либо я просто привык и спал в полную силу.

За эти дни я пару раз успел побывать в душевой, и оба раза обошлось без эксцессов. Никто до меня не докапывался, да и я сам старался лишний раз мыло не ронять и спиной ни к кому не поворачиваться.

Также я успел добить историю о Монте-Кристо и уже наполовину осилил труд Гюго, предпочитая в дневное время читать в проходе, опёршись на перила и поставив ногу на нижнюю перекладину. Тут-то меня и навестил проповедник. Тот самый Чокнутый Мо, которого я до этого видел лишь мельком, да и то издалека.

– Грешишь?

Я оторвался от книги, посмотрев на вопрошавшего. Проповедник был на вид ненамного старше меня, невелик росточком, жидкие светлые волосы спускались до плеч, а тонкие пальцы крепко сжимали потрёпанный томик «Библии». Но всё внимание приковывали к себе глаза, словно бы горевшие праведным блеском.

– А кто не грешен? – ответил я, решив не пускаться в прения с двинутым на религии зеком.

– Крест носишь, сын мой, – его взгляд скользнул в разрез моей робы, – а на отпущение грехов не приходишь.

– К вам?

– А что, тут есть другие пастыри?

Я вспомнил Ухтпечлаг и отца Иллариона, зверски замученного уголовниками. Вот ему бы я с радостью покаялся, а не этому клоуну. Видно, прений не избежать.

– А вы какую церковь представляете, святой отец? – поинтересовался, с иронией выделив обращение к «пастырю».

– Разве это так важно? Мы все – дети Господа нашего.

– Извините, но я русский, крещён в православную веру, и отпускать грехи мне будет только православный священник. А вы-то вообще в сан рукоположены? Или так, самодеятельностью занимаетесь? Чем вы вообще на воле занимались и за какие грехи сюда угодили?