Возвращение

Живой! В памяти сразу же всплыли последние мгновения моего сражения со странным атмосферным явлением, в котором я и не чаял выйти победителем. Выходит, всё-таки выжил, хоть и с переломанным ногами.

Что же это такое пищит?! Я повернул голову влево и возле закрытого белыми жалюзи окна увидел кучу аппаратов с мигающими лампочками, от которых к моей постели тянулись какие-то разноцветные провода. Причём эти аппараты показались мне отдалённо знакомыми. Плюс от моей вены левой руки тянулся катетер капельницы. Это явно больничная палата, но оборудование…. Оборудование явно не могло относиться к середине XX века!

Получается, либо я провёл в беспамятстве не один десяток лет, либо… Я поднял левую руку и посмотрел на ладонь. Не такая уж и старческая, пятен пигментации нет, кожа даже помоложе выглядит, чем на пятьдесят с хвостиком. И, самое главное, никакого намёка на шрам от удара ножом, лезвие которого пробило мою ладонь насквозь во время драки в баре.

Сердце моё пустилось вскачь, я оглянулся в поисках зеркала, и в этот момент дверь палаты распахнулась, а в дверном проёме нарисовалась симпатичная медсестра. Увидев меня, она округлила глаза, на мгновение замерла, и вдруг сорвалась обратно в коридор, даже забыл прикрыть дверь. А ещё спустя минуту вернулась уже в сопровождении очкастого мужчины лет сорока пяти.

– Так-так-так, – пробормотал тот, склоняясь надо мной.

На груди вновь прибывшего обнаружился бэйджик с надписью: «Заведующий отделением, профессор Климашевич А. В.».

– Где я?

Я скорее просипел, чем выговорил эти слова, и прокашлялся.

– Вы в Центральном институте травматологии и ортопедии. Вы помните, как вас зовут?

– Да, я Фил… Ефим Сорокин.

Профессор обернулся к медсестре, чуть заметно кивнул, и та вписала что-то шариковой ручкой на листе бумаги, лежавшем на пластиковой подложке.

– Доктор.

– Да, Ефим Николаевич, – всем своим видом выразил участие профессор.

– Какой сейчас год?

Тот нахмурился, снова кивнул сестричке, и шариковая ручка вновь забегала по бумаге.

– Скажите, Ефим Николаевич, что вы запомнили последнее, прежде чем…

– Прежде чем что?

Теперь, прокашлявшись, я говорил более уверенно.

– Прежде чем потеряли сознание.

– Я прыгал с парашютом…

– Так, – подбодрил меня профессор.

– Потом с востока налетел какой-то странный ураган, меня в него затянуло, и… и я отключился.

– Ураган, говорите?

– Ну, или торнадо. Хотя откуда оно могло взяться средь бела дня…

– А до этого что помните? До прыжка?

– Профессор, сначала скажите, какой сейчас год?

И снова по его лицу пробежала чуть заметная гамма эмоций. В этот момент раздалась мелодия «Турецкого марша» Моцарта, он досадливо поморщился, извлёк из кармана сенсорный «Samsung», провёл большим пальцем по экрану и поднёс к уху:

– Лена, солнце, я не могу сейчас говорить, я тебе перезвоню.

Убрав телефон, он снова с участливым видом обратился ко мне:

– Извините, жена звонила… Так, а вы-то сами как считаете, какой сейчас год?

Как я считаю… Судя по обстановке, по внешнему виду сотрудников медучреждения, в конце концов, по мобильному телефону, это явно не тот год, в котором Сталин ещё живёт и здравствует. Поэтому озвучил единственно верный, на мой взгляд, вариант:

– Сейчас 2017-й.

– Ну вот видите!

Профессор, казалось, от нахлынувшего на него счастья пустится в пляс.

– Всё верно, 2017-й! Вы – Ефим Николаевич Сорокин, бизнесмен, после неудачного прыжка с не полностью раскрывшимся парашютом в тяжёлом состоянии попали в Центральный институт травматологии и ортопедии. В коме находились больше месяца. Сейчас же позвоню вашим родным, сообщу им радостную новость… Лиза, приглядите за больным, может, ему что-то понадобится, а я отлучусь на какое-то время.

В моём пересохшем горле стоял ком. Ну почему?! Почему всё так несправедливо устроено? Почему я не разбился? Или те 16 лет, вместивших в себя «Бутырку», Одессу, Варю, ГУЛАГ, Америку, Голливуд…. Неужели всё это было одной большой галлюцинацией, видениями, сопровождавшими кому?!! Да нет же, не может быть таких реалистичных видений!

– Вам плохо? – участливо поинтересовалась сестричка.

Она ловко вытерла марлечкой сползавшую по моей щеке слезинка.

– Ещё как, – сказал я и повернул голову к окну.

– Что-то болит?

– Душа болит… Можете поднять жалюзи?

– Конечно.

За окном виднелось серое небо и кусок соседнего корпуса.

– Какое сегодня число и месяц? – спросил я её, когда она снова села рядом.

– 21 сентября.

Ну да, практически месяц.

– У вас зеркальца нет случайно?

– Ой, здесь нет, я через селфи-камеру, если что, за собой слежу.

– Одолжите?

Блин, ещё бы вспомнить, как этим аппаратом пользоваться… Спасибо, сестричка подсказала. Увидев свою рожу, я уверился, что, несмотря на отросшую бородёнку, она принадлежала тому самому 36-летнему Сорокину.

Я вернул смартфон медсестре и обессиленно откинулся на подушку. Вот и всё! Больше я не питал иллюзий относительно того, что снова когда-нибудь увижу.