Возвращение

– Ничего, малыш, прорвемся. Есть у меня пара козырей. Вернее… – он задумался, – будет! Но их ещё надо подготовить.

– Хорошо. Я тоже буду думать, что можно сделать. Но пока тебе придется три месяца быть без меня…

На следующее утро она уехала. А уже вечером они с Зорге садились на поезд в Люцерне, направляясь в Москву. За три месяца в этом доме без Эрики Алекс бы точно сошел с ума. А в Москве была возможность нагрузить себя работой и отвлечься…

Глава 7

– Коба, откуда эти материалы? – Народный комиссар тяжелой промышленности СССР Георгий Орджоникидзе ввалился в кабинет своего старого друга и соратника, с которым он познакомился ещё во время отсидки в Баиловской тюрьме в далеком тысяча девятьсот седьмом году, в крайне возбужденном состоянии. Сталин, в этот момент что-то напряженно писавший за столом, поднял голову и посмотрел на него.

– Что случилось, Серго?

– Нет, ты мне скажи, откуда взялись эти материалы? – горячо повторил гость, шлепая на стол перед хозяином кабинета туго набитую толстую папку.

– А почему ты спрашиваешь это у меня?

– Потому что и Рыков, и Менжинский в один голос утверждают, что эти материалы поступили из твоего секретариата.

– И что?

– Да то, что ко мне буквально прибежал Губкин и, захлебываясь от восторга, сообщил, что с помощью этих технологий мы можем на треть увеличить выход рабочего топлива и почти наполовину – авиационных и высокооктановых автомобильных бензинов. Так откуда ты их взял?

– А зачем тебе это знать, Серго? – усмехнулся Сталин. – Каждый должен на своем месте делать всё, что в его в силах, для укрепления мощи и силы нашей страны. И окончательной победы социализма в мире. Разве у тебя малоответственный участок работы? Вот и занимайся им.

Орджоникидзе несколько мгновений буравил сидевшего перед ним человека напряженным взглядом, а затем тяжело вздохнул и ссутулился.

– Значит, оттуда… Коба, как же мы от них отстали! И, черт возьми, продолжаем отставать! Вот это, – он кивнул подбородком на лежащую на столе папку. – Двадцать лет. Не меньше!

Сталин отложил ручку и, подхватив лежащую на столе рядом с пепельницей тлеющую трубку, затянулся, после чего упер в старого друга тяжелый взгляд. Мощный вброс информации о новых технологиях взбаламутил не только всё партийное и советское руководство, но и научные и инженерные круги. Хотя к самой информации был допущен очень ограниченный круг людей, но как только процесс освоения полученных технологий перешёл в стадию непосредственной реализации, пусть хотя бы и на экспериментальном уровне, слухи начали распространяться со скоростью лесного пожара. Так что старый друг Серго, ввалившийся в его кабинет в подобном возбуждении, был вовсе не одинок. Здесь уже успели побывать и вышеупомянутый Рыков, и Енукидзе, и Кржижановский, и многие другие…

– Серго, если все будут причитать, как это делаешь ты, – мы их никогда и не нагоним! – веско произнес Сталин, рассматривая старого друга так, как будто увидел его впервые. Впрочем, возможно, так оно и было на самом деле. Потому что тот молодой, горячий и даже слегка помешанный на справедливости парень как-то совсем незаметно превратился вот в этого, немолодого, грузного, хотя и по-прежнему по-кавказски живого… хм-м… а как его можно назвать? Председатель ВСНХ? Ну-у-у… не поспоришь. Вот только он как-то постепенно стал воспринимать этот важнейший для страны орган, который доверили ему партия и народ, как свою собственную вотчину, в которой только он имеет право карать и миловать. И яростно набрасывался на любого, кто посмел как-то покритиковать или, паче того, предложить как-то преобразовать его уже постепенно становившееся огромным и неповоротливым монстром «удельное княжество». А как яростно он оберегал свой статус негласного «куратора» с ЗСФСР[59], требуя любые назначения и перестановки в Закавказье непременно согласовывать с ним. Когда это у него началось? Почему он этого в нем раньше не замечал? Или начало вылезать его происхождение?[60]

– Ты не понимаешь! – несколько патетически воскликнул Орджоникидзе. – Думаешь, дело только вот в этом? Когда мы заказывали на Западе станки и заводы, то думали, что получим самое современное оборудование, а на самом деле, – он яростно взмахнул рукой, – они продали нам свое старье![61] Нам всё придется переделывать, всё… Кле, Бозишвили[62], как они, наверное, смеялись, когда подписывали с нами контракты! За такие деньги сбыть нам своё устаревшее дерьмо…

Сталин встал и, подойдя к окну, некоторое время смотрел на буйную зелень Старой площади. После чего негромко заговорил: