Возвращение

Только сейчас, в этот краткий миг, они сравниваются. Хелена и раньше пыталась ему объяснить, но понимает он ее лишь сейчас, и знание это напоминает ему о словах, которые Слейд сказал в лаборатории у себя в отеле перед самой смертью: когда проживешь бесчисленные жизни, твой взгляд изменится. Возможно, в словах Слейда имелся смысл. Ты не поймешь себя по-настоящему, не прожив множества жизней. Может быть, он не был таким уж совершеннейшим безумцем.

Хелена ступает в комнату.

– Ты готова? – спрашивает он.

– Ты что, мать твою, не способен хоть на минуту расслабиться? Никто не станет бомбить побережье штата Мэн. До нас дойдут радиоактивные осадки из Нью-Йорка, Бостона и со Среднего Запада, но далеко не сразу.

Они уже не раз ссорились именно по этому поводу – когда пару лет назад сделалось окончательно ясно, что в текущем цикле им решения не найти, Барри высказался в пользу того, чтобы прекратить эту временную линию и отправить Хелену обратно еще прежде, чем мир вспомнит свой ужасный конец в предыдущей линии и заново переживет его в этой. Однако Хелена возражала – если существует хотя бы малейший шанс, что мертвые воспоминания могут и не вернуться, то стоит попробовать. И, что еще более важно, она хотела побыть с Барри, вспомнившим все предыдущие временные линии и все, что они пережили вместе – пусть даже и самое краткое время. И он, следовало признать, тоже этого хотел.

Сейчас единственный момент во всем их совместном существовании, когда они могут быть вместе по-настоящему.

Хелена подходит к окну, становится рядом с Барри. И начинает пальцем стирать написанное на стекле.

– Ничего ведь не пригодилось, да? – спрашивает она.

– Нужно было ехать в ЦЕРН.

– Допустим, твоя теория кротовых нор подтвердилась бы. И что с того?

– Я по-прежнему убежден, что, если бы мы выяснили, каким образом и почему кресло может отправлять наше сознание обратно во времени, нам было бы легче понять, как предотвратить мертвые воспоминания.

– Тебе не приходило в голову, что этого, может статься, вообще нельзя понять?

– Ты что, начала терять надежду?

– Дорогой ты мой, надежды давно уже никакой не осталось. Даже если забыть о моих собственных мучениях, каждый раз, возвращаясь, я уничтожаю сознание шестнадцатилетней девочки, которая идет к машине, чтобы впервые испытать настоящую свободу. Я убиваю ее раз за разом. У нее нет шанса прожить собственную жизнь. Из-за Маркуса Слейда. И из-за меня.

– Тогда позволь мне какое-то время надеяться за нас обоих.

– Ты и так это делаешь.

– Позволь мне.

Она смотрит на него.

– Ты все еще веришь, что мы найдем способ все исправить?

– Да.

– Когда? В следующем цикле? Или в тридцатом по счету?

– Все так странно.

– Что именно?

– Я вошел в эту комнату пять минут назад, не имея ни малейшего понятия, что означают уравнения. Потом ко мне внезапно вернулась память из этой временной линии, и я обнаружил, что разбираюсь в частных производных. – В нейронной структуре мозга Барри вдруг вспыхивает фрагмент беседы в другой временной линии, и он говорит: – Помнишь, что сказал нам Маркус Слейд, когда мы держали его на мушке в отеле?

– Надеюсь, ты понимаешь, что для меня это было сотню лет и три временные линии назад?

– Ты ему сказала, что, если мир когда-либо узнает о существовании кресла, это знание будет уже не стереть. Это ровно то самое, с чем мы сейчас боремся. Помнишь?

– Смутно.

– А он ответил, что твоя ограниченность тебя ослепляет, что ты пока что еще не видишь всего и не сможешь увидеть, если не пройдешь той же дорогой, что и он.

– Он был безумцем.

– Я тогда тоже так решил. И однако подумай о разнице между тобой в той временной линии и тобой нынешней – пусть даже все это тебя и бесит, но ты освоила обширные отрасли науки, прожила такие жизни, которые первой Хелене и присниться не могли бы. Ты видишь мир таким, каким она его никогда не видела. И я тоже. Разве мы знаем, сколько жизней прожил Слейд, сколько всего он узнал? Что, если он и правда нашел выход? Какой-то способ обойти проблему ложных воспоминаний? Что-то такое, на что тебе, дабы понять это самой, потребуется еще невесть сколько циклов? Что, если все это время мы упускали из виду нечто важное?

– Например?

– Я понятия не имею, но не спросить ли нам Слейда?

– И как же ты предлагаешь это сделать, детектив ты мой?

– Не знаю, но опускать руки мы не можем.

– Нет, это я не могу опускать руки. Ты можешь вый-ти из игры, как только пожелаешь, и прожить жизнь в блаженном неведении относительно того, что когда-нибудь наступит сегодняшний день.

– Ты уже так мало ценишь мое присутствие в собственной жизни?

Она вздыхает:

– Нет, конечно.

На столе у них за спиной дребезжит пресс-папье. По оконному стеклу разбегается паутина трещин. В костях отдается низкий рокот отдаленного взрыва.

– Черт бы все это побрал, – мрачно произносит Хелена. – Пойдем в лабораторию, дорогой, убьешь меня еще разок.

* * *