Ничуть не удивилась его неожиданному перевоплощению. Из недавнего дружеского общения с ней и Хельгой посредством согревающего душу «мы», вполне ожидаемо перешёл на выпячивание своего «я»: я решил, я нашёл, я воплотил… Куда исчезло его такое приятное и подкупающее «мы»? Пусть по понятным причинам огласка участия в деле женщин нежелательна. Но можно было хотя бы намекнуть, что ему помогли друзья — скромно пожелавшие остаться за кадром, — без которых не было бы ничего этого. Нет. Сколько она ни прислушивалась, но речь нотара только усилила её подозрения в нечистоплотности Эриха. Тот ещё типчик.
Наташа глянула на Хельгу, ожидая прочесть на её лице хотя бы каплю негодования на сей счёт. Ничего подобного! Она вела себя, словно не имела никакого отношения к данному мероприятию. Оно и понятно. Её новая семья не в курсе, что графиня является совладелицей таверны.
Корбл? Девушка метнула на него затуманенный слезами взор. Он стоял в первом ряду и задумчиво потирал подбородок. Вздохнула. Пусть всё против неё, но она ведь не сдастся и не позволит какому-то пройдохе отжать у неё часть бизнеса? Она обязательно что-нибудь придумает.
Смахнув слезу, обратила внимание на блеснувшую червонным золотом брошь Одилии. Графинька заметно приуныла. Ах, да, где же вельможный пан?
Витолд стоял с краю и, сложив руки на широкой груди, казалось, безучастно рассматривал прилегающий к крыльцу дворик, цепляясь глазами за яркие пятна первых весенних цветов на бордюрных клумбах, окаймлённых небольшими гладкими камешками различных пород.
— Ко всему прочему ещё и пфальцграф, — вздохнула Наташа. — Может выйти так, что предательство Эриха покажется цветочками по сравнению со «старым забытым делом» королевского палатина.
Вчера она до полуночи записывала рецепты в «Поваренную книгу», так условно назвав стопку исписанного пергамента. Всё, что могла вспомнить, заменяя «иномирные» ингредиенты подходящими в этом времени продуктами или вовсе их исключая. Каждый рецепт писала на отдельном листе, раскладывая на столе, давая подсохнуть чернилам. Когда глаза стали слезиться, бросила, решив, что на ближайшую неделю блюд для меню достаточно. Потом она будет пополнять «книгу». И только ровняя рыхлую кипу мягкого тонкого картона, обратила внимание, что записи вела на русском языке. Который был в крови. На котором всё ещё думала и шептала слова в моменты растерянности или гнева. «Так даже лучше, — решила она, махнув рукой, прижимая стопку тяжёлой курильницей в виде округлого домика. — Зато никто не прочтёт».
Девушка делала на кухне последние указания, когда Эрих, схватив её под руку и отведя в сторону, дыхнув в лицо запахом медовухи, взволнованно зашептал на ухо:
— Я не думал, что все они придут…
— Уже догадалась, — отвернулась пфальцграфиня, наблюдая, как Фиона, предварительно понюхав, ссыпает в большую миску перетёртые травы для чая, а Гензель, увешанный — как новогодняя ёлка игрушками — плетёными корзиночками, вынырнув из бокового прохода, направился к длинному столу с подносами, доверху наполненными сдобными булочками и печеньем.
— Тогда я пошёл.
Стащив по ходу движения с подноса первый попавшийся бутерброд и затолкав его в рот, Фрейт направился к выходу, столкнувшись там с управляющим.
Мужчина, кивнув Наташе в сторону выхода и подозрительно быстро опустив глаза, зычно проговорил:
— Хозяйка, вас зовут.
— Куда? — беспокойно отреагировала на его слова.
Недавняя драка между Яробором и Руди, о причине которой она ничего не хотела знать, впечатлила всех работников таверны. Вспомнив, что ей давно не попадался на глаза кузнец, встревожилась. Если эти задиры снова схлестнутся…
Сейчас русич находился в зоне отдыха за углом дома и растапливал мангал для приготовления люля-кебаба и шашлыков, всем своим видом показывая, что делает подобное не впервые. Под крытой беседкой, отделённой декоративной решёткой, увитой диким виноградом, вынесенная туда садовая мебель, расставленная вокруг летней печи, ждала отдыхающих.
— Герр Корбл просил вас выйти на крыльцо, — уточнил управляющий.
Девушка облегчённо выдохнула и, предположив, что торжественная часть закончилась, на ходу снимая передник, поспешила в холл.
И только выйдя на воздух, наполненный ароматным дымком прогорающего очага и попав в молчаливый обстрел сотни любопытных глаз, поняла, что здесь происходит что-то, касающееся и её. Напряжённый приглушённый шёпот собравшихся обдал её вспыхнувшее румянцем лицо. Мерзкая дрожь пробежалась вдоль позвоночника.
Гоблин, развернувшись и схватив её за руку, подтолкнул на полшага вперёд, продолжая говорить: