Возвращение

— Господа… Многие в этом городе знают меня как прямого и честного человека, которому пришлось в свете сложившихся обстоятельств — не благодаря происхождению и титулу, — а в силу ежедневного праведного труда добиться уважения в обществе. Я знаю, что достопочтенные граждане Аугуста ценят трудолюбие. Знаю, что истинные хозяева — это не те, которые волею обстоятельств стали называться таковыми, а те, которые с рассвета до заката приумножают славу и достаток нашего города. Я с первых дней перестройки сего особняка находился здесь и хочу представить вам истинную хозяйку таверны. — Легонько дёрнул Наташу за руку. Та встрепенулась, с трудом переводя дыхание, глядя перед собой. — Только благодаря Вэлэри Ольес этот старый дом стал тем, что вы видите сейчас. Благодаря её усилиям, бессонным ночам, фантазии и энергии город приобрёл достойное место для отдыха усталых путников. Здесь вы найдёте лучшую кухню, чистое бельё и идеальный порядок в покоях. И если меня спросят, где остановиться в Аугусте на ночлег, я без промедления отвечу: «У Вэлэри, в таверне «Пять звёзд».

— А кто же тогда получается господин нотар, наш достопочтенный Эрих Фрейт? Разве не он приобрёл данный участок с домом?

Она посмотрела на невысокого обрюзгшего мужчину лет шестидесяти с цепким въедливым взором, тройным подбородком и львиной седой шевелюрой, стоящего за спинкой стула с сидящей на нём высокой и неестественно прямой худощавой женщиной в платье светло-серого цвета. Единственное украшение — квадратная фибула в виде пряжки, украшенная жемчугом и бирюзой, стягивала на плече края тёмной накидки.

— Господин судья, — Корбл почтительно поклонился, — никто не умаляет роли господина нотара. Но хочу заметить, что фрейлейн Ольес к тому же вложила в сие дело немалую денежную сумму. Мне бы хотелось, чтобы все мы, собравшиеся здесь, пользуясь данным нам Правом публично признали Вэлэри Ольес совладелицей таверны многоуважаемого нотара.

— А имя-то девицы фламандское, — раздался мужской голос из заднего ряда. — Она не уроженка наших мест и не может по нашему Праву ни на что претендовать в оном городе.

— И не только в городе, — поддакнули несколько голосов, — во всей Швабии. Фландрия находится в зависимости от Франции, и никак не Германии.

Наташа готова была провалиться сквозь землю. Опустив глаза, осторожно выдёргивала руку из мёртвого захвата пальцев Уца. Ну, кто мог предположить, что взбредшее в голову первое попавшееся имя сыграет с ней такую злую шутку? Кто мешал ей назваться Брунгильдой Штирлиц, например, или Тильдой Швайгер?

В ушах стоял неодобрительный нарастающий гул голосов. Девушка чувствовала удушье от хлынувшего потока негатива в её сторону. Чему удивляться? Чужаков не любят нигде.

— Пришлая…

— Фламандка…

— С претензиями…

Недовольный ропот толпы крепчал, грозя вылиться в неконтролируемый приступ агрессии.

— Господа, прошу тишины! — раздался голос Витолда фон Шоленбурга.

Как по мановению волшебной палочки все умолкли, и рядом с Наташей выросла высокая фигура королевского палатина. Сейчас её признают шпионкой или кем-нибудь ещё, что упростит задачу Эриху и самому пфальцграфу.

— Многие из вас помнят имя Манфреда фон Россена — одного из последних высокородных и уважаемых пфальцграфов нашего монарха, — без предисловий начал он.

Девушка вздрогнула. Она не ослышалась? Чувствуя усиление хватки Корбла, вскинула полные слёз глаза на Витолда, прикусывая щёку изнутри, чтобы не разреветься.

Мужчина посмотрел на неё ровным спокойным взором, как будто произносил обыденную скучную речь в суде:

— Так же многие из вас помнят историю, связанную с гибелью жены и дочери фон Россена. Так вот, у меня есть все основания полагать, что перед нами дочь пфальцграфа — Вэлэри фон Россен, пропавшая двадцать лет назад.

Приглашённые «сливки общества», бывшие свидетелями давно минувших событий, недоверчиво зашептались.

— Не может быть…

— Как же…

— Столько лет…

Витолд повысил голос:

— Надеюсь, достопочтенные господа не сомневаются в том, что уж если об этом говорю я, то это не подвергается сомнению. Мои осведомители не ошибаются никогда, а моя репутация безупречна. Теперь остаётся услышать, почему пфальцграфиня из знатного рода живёт под чужим фламандским именем? — Несмотря на то, что свою короткую речь палатин произнёс бесстрастным тоном, в его голосе проскочили нотки заинтересованности.

Наташа забыла, как дышать. Она ожидала всего, чего угодно, только не этого. Она должна сию минуту рассказать притихшему «собранию» убедительную историю о том, почему назвалась чужим именем. И это должна быть история не о Шамси и его больном сыне, не о том, как он её, обобрав, бросил в придорожной таверне, и она, сгорая от стыда, представившись фламандкой, была вынуждена поехать в поместье к Корблу, чтобы заработать денег на возвращение домой. Её будут судить. А судьи — городской и королевский — вот они, на месте.

Десятки глаз смотрели на неё. Девушка вышла на середину крыльца. Лицо горело, сердце было готово вырваться из груди.