– Нет, конечно не будем, – с явной теплотой в голосе отозвалась она и, помахивая жалким мешочком с чечевицей, продолжила: – Пойдем поищем, где можно это приготовить. Уверена, у нас получится сообразить из этого что-нибудь путное, чтобы всем хватило. Я вижу, у тебя есть немного хлеба.
Девушки встали в очередь, чтобы воспользоваться маленькой кухонькой. Теперь все уже свыклись с очередями. Там знакомства иногда перерастали в дружбу.
– Прости, если мама держалась не очень приветливо.
– Все в порядке. Я же вам совершенно чужая. Как еще ей со мной себя вести?
– Раньше она такой не была.
Мерседес заглянула девушке в лицо – и словно себя со стороны увидела. С девичьего личика на нее смотрели глаза старухи, исполненные такой печали, словно она уже хлебнула сполна за свою жизнь.
– Это из-за моего брата. Эдуардо. Он шел с тремя своими друзьями впереди нас. В какой-то момент мы разделились. Мамины туфли разваливались на ходу, она стоптала себе пятки до крови и не могла идти слишком быстро, а Эдуардо так и рвался вперед. Нам повезло уцелеть во время налета. Когда самолеты улетели и мы двинулись дальше, то увидели их. Всех четверых. Мертвых. Лежащих в ряд. Тела оттащили с середины дороги, чтобы людям не надо было их обходить. Родители остальных еще не дошли досюда, мы узнали обо всем первыми.
Мерседес показалось, будто сама была там. Она и в самом деле вполне могла проходить мимо этого места несколькими секундами ранее.
– Мы разминулись с ними на какую-то минуту. Знаешь, как бывает: опаздываешь на встречу, а когда наконец добираешься, тебе говорят: «Ой, а он только что ушел» – и возникает такое ощущение, будто ты потеряла что-то или упустила. Вот и мы себя чувствовали похоже, только с нашей потерей уже ничего нельзя было поделать. Эдуардо просто не стало. Мы разминулись с ним буквально на минуту. Он был еще теплым. В голове не укладывалось, что его нет больше на свете. Тело лежит, а самого-то внутри уже нет.
По щекам девушки текли слезы. Мерседес могла прочувствовать всю чудовищность ее утраты. Ей вспомнилось, как сама она увидела безжизненное тело своего брата. Игнасио был мертв уже несколько часов, и Мерседес потрясла тогда своя же собственная мысль: это не ее брат. Она помнила, как осознала отличие между телом и трупом. Последний напоминает пустую раковину, какие встречаются на пляже.
Мерседес не находила нужных слов. По пути из Малаги девушка сотни раз сталкивалась со смертью, но от этого даже на фоне страданий та никогда не переставала быть трагедией.
– Мне очень жаль. Какой ужас… какой ужас.
– Они никогда не станут прежними. Я знаю. Никогда. Отец два дня потом не разговаривал. Мама все время плачет. Мне остается быть опорой им обоим…
Несколько минут они простояли молча. Девушка и сама выглядела так, будто не один день проплакала. Наконец она заговорила.
– Вообще-то, меня зовут Ана, – сказала она, утирая глаза.
– А меня – Мерседес.
В очереди к их разговору никто не прислушивался. В такие времена, как эти, история Аны казалась довольно заурядной.
Пока Ана помешивала неприглядную похлебку из чечевицы и воды, девушки продолжали общаться. Мерседес рассказала, что ей необходимо добраться до Бильбао, а Ана объяснила, что ее родители решили направиться в деревню на севере, где живет брат ее отца Эрнесто. Дядя никогда не поддерживал Республику, поэтому ее отец, сам не имеющий твердых политических взглядов, убедил жену, что им стоит обосноваться поближе к его родственникам – так будет безопаснее. Он пребывал в уверенности, что захват Мадрида франкистами – вопрос времени, а когда это случится, националисты приберут к рукам всю страну в течение нескольких дней. Путь был неблизкий, но от их квартиры в Малаге ничего не осталось, и сейчас казалось, что они вообще вряд ли когда-либо туда вернутся. Отец никогда не состоял в профсоюзе или каком-то другом объединении рабочих, поэтому считал себя вправе менять принадлежность к той или иной партии по обстоятельствам.
Единственной целью Мерседес было разыскать Хавьера, где был он ни оказался – на националистических территориях или республиканских. Она знала, что второй вариант гораздо вероятнее, но решила об этом не распространяться. Девушка только что поняла, что при этой семье о своих политических симпатиях лучше помалкивать, это может сослужить ей хорошую службу. Ей было достаточно и того, что они направляются в одну сторону.
– Будет здорово, если ты поедешь с нами. Родители все больше молчат, а добираться нам далеко. Компания мне только в радость.
Когда они вернулись к матери Аны, рядом уже находился и ее отец. Он весь день провел в очередях, смог раздобыть луковицу и полкочана капусты. Мерседес и сеньора Дуарте представили друг другу. Отец семейства вежливо поприветствовал Мерседес.