Возвращение

– Честно говоря, думаю, городу недолго осталось, так что береги себя.

– Постараюсь, – сказала она, выжимая из себя улыбку. – Спасибо, что подвезли.

В городе царил хаос. Бильбао подвергался постоянным налетам, и воздух здесь был пропитан смесью страха, отчаяния и паники. Ничего похожего на то, что ей довелось увидеть прошлым летом в Гранаде или даже среди пострадавших беженцев из Малаги в Альмерии.

Бильбао, казалось, был бесконечно далек от тех маленьких городков, где она останавливалась; их война обошла стороной, коверкая души, но щадя здания. Этот город находился под непрерывным огнем. Его круглыми сутками обстреливали и с моря, и с воздуха. Порт был блокирован, ощущалась острая нехватка продовольствия. Люди жили на рисе и капусте; мяса, если вы брезговали ослятиной, не было. Мертвые тела стали привычным зрелищем. Они лежали на улицах, сложенные рядами, как мешки с песком; ранним утром их на телегах перевозили в морг.

У нее имелась только одна причина заявиться в этот ад: испробовать последнюю зацепку, чтобы отыскать Хавьера. На свернутом клочке бумаги, лежащем в ее кошельке, был написан адрес. Может, там он найдется. Даже самая слабая надежда на это наполняла ее чувством радостного возбуждения, и ей не терпелось поскорее добраться до места.

Первые несколько человек, к которым обратилась девушка, оказались такими же, как и она, приезжими. В магазине ей скорее подскажут дорогу, подумалось Мерседес, и она толкнула первую попавшуюся дверь. Это была скобяная лавка, но товара тут было не больше, чем на обычной кухне. Покупателей не наблюдалось, но старик-хозяин все равно сидел в темном углу у кассы, делая вид, что дела идут, как и прежде. Услышав звякнувший колокольчик, он кинул внимательный взгляд поверх газеты.

– Чем могу помочь?

Мерседес требовалось время, чтобы глаза привыкли к полумраку, но она двинулась в направлении источника голоса, натолкнувшись в процессе на стол, заваленный пыльными сковородками.

– Мне нужно попасть на эту улицу, – сказала она, разворачивая бумажку. – Вы знаете, где это?

Старик достал из нагрудного кармана очки и аккуратно надел их. Провел коротким толстым пальцем по адресу.

– Да, знаю, – отозвался он. – Это на севере.

На обратной стороне бумажки тупым карандашом он набросал карту. Потом старик открыл дверь своей лавки, вывел Мерседес на тротуар и объяснил, что теперь ей нужно идти по этой дороге до самого конца, потом несколько раз свернуть, а там она окажется на еще одной большой дороге, которая рано или поздно приведет ее в нужное место.

– Поспрашивай еще, когда будешь поближе, – посоветовал он. – Идти тут, наверное, с полчаса.

Впервые за долгие недели Мерседес почувствовала прилив оптимизма, и она одарила старика улыбкой – первой, которую он увидел за долгое время.

Ему показалось странным, что эта девушка горит таким воодушевлением, направляясь в самый пострадавший от бомбардировок район его города. Предупредить ее у него не хватило духа.

Скрупулезно следуя карте, Мерседес продвигалась к заветной цели все ближе, и ее улыбка постепенно меркла. На каждой последующей улице разрушения казались еще более чудовищными, чем на предыдущей. Поначалу она замечала, что кое-где выбиты окна, большинство из них заколочено, но за те полчаса, что девушка шла этими улицами, состояние окружающих строений становилось значительно более плачевным. К тому времени, как в просвете между зданиями мелькнуло море, Мерседес поняла, что, судя по всему, она уже совсем близко. Здесь от жилых домов уцелели одни остовы. В лучшем случае они представляли собой четыре внешние стены с зияющими провалами в центре, все равно что коробки без крышек. В худшем – от них и камня на камне не осталось. Среди развалин валялись самые разнообразные пожитки: поломанная мебель и тысяча личных мелочей, брошенных в суматохе эвакуации.

Мерседес пришлось раз десять уточнять дорогу. Наконец она заметила табличку с названием, висевшую на первом доме с угла. Из всей улицы лишь это здание, расположенное в самом ее конце, и устояло; остальные были основательно разрушены. Складывалось впечатление, будто прямо на середину дороги угодила бомба, которая, взорвавшись, снесла все в радиусе пятидесяти метров. Даже оттуда, где она стояла, было понятно, что все квартиры наверняка пустуют. В окнах, словно в глазницах черепа, чернела темнота. Девушка определила, в каком из домов жили тетя и дядя Хавьера, и стало ясно, что там их больше быть не могло.

На улице, как и во всех этих домах до единого, не было ни души. Мерседес предположила, что все, кто находился у себя дома, когда упала бомба, либо погибли, либо получили ранения. Последние обрывки надежды, за которые она хваталась все эти недели, таяли на глазах. Она так мечтала найти в этом городе Хавьера, а теперь – какая ирония! – надеялась, что он так и не добрался до Бильбао. Мерседес почувствовала, что ее бьет дрожь. Она была холодна, как лед, и коченела, потрясенная таким ударом.