Возвращение

Пилар сидела в конце холла. Сначала она потихоньку отбивала ритм ладонями, стараясь точно его поймать, а потом, так чтобы этого никто, кроме нее, не слышал, закрепила результат на кастаньетах. Только убедившись в том, что все у нее получалось как надо, Пилар выдвинулась поближе к Мерседес и начала ей аккомпанировать. Девочка использовала все возможности кастаньет, заставляя их то издавать трели, то петь, то щелкать, то трещать.

– У тебя замечательно получается, Пилар, – восхитилась Мерседес.

Она никогда еще не слышала такой выразительной игры на кастаньетах.

В вечер выступления в деревенском клубе не осталось свободных мест. Кто-то пришел из чистого любопытства – посмотреть на этих «маленьких смуглых ребятишек», как их описывал Комитет помощи баскским детям. Для них это было сродни походу в зоопарк. Другие пришли от нечего делать. В английских деревнях не густо с развлечениями.

Баскские танцы очаровали публику. Миссис Уильямс ухитрилась раздобыть где-то подходящие ткани, и девочки сами соорудили себе костюмы: красные юбки, зеленые жилетки, черные фартуки и простые белые блузки. Они танцевали с куражом, с задором. Публика рукоплескала и просила повторить на бис.

Песням тоже удалось околдовать публику. Нежные голоса, слившись в один, пропели «Анда дисьендо ту мадре», и сердца даже самых черствых зрителей растаяли. Мерседес, ожидавшая своего выхода за кулисами, почувствовала, как к горлу подкатил комок, когда они протянули то последнее слово, «мадре». Они находились так далеко от своих матерей, и все же большинство из них проявляли необыкновенную смелость.

Мерседес закрывала программу. Трудно было представить себе что-то более противоположное наивной простоте баскских танцев, чем фламенко. То, что она показала тем вечером, даже близко не напоминало те бездушные выступления, которые девушка давала на пути к Бильбао. Сюда, в этот зал с протекающей крышей и публикой из англичан, сидящих с непроницаемыми лицами, она принесла всю свою боль и тоску. На ней было красное платье в горох, которое ей много месяцев назад подарил хозяин бара. Мерседес с тех пор прилично прибавила в весе, и сейчас оно идеально облегало ее вновь обозначившиеся округлости.

Даже если бы тем теплым вечером зрители растворились в воздухе, ей было бы все равно. В тот вечер она танцевала для себя. Тех немногих, кто понял это, захватила магия танца. Они жадно следили за каждым выразительным движением и проникались эмоциями, которые она перед ними обнажила. Когда воздух наполнился треском кастаньет, вторившим ритму ее ног, они почувствовали, как у них на затылке волосы встают дыбом.

Других ее выступление привело в замешательство. Оно было странным, непонятным, инородным и вызывало отчетливое ощущение неловкости. Когда танец закончился, с минуту висела тишина. Никто из них никогда не видел ничего подобного. Потом кое-кто захлопал из вежливости. Другие разразились восторженными аплодисментами. Несколько человек встали. Мерседес разделила публику.

Вскоре представления, на которых баски пели и танцевали, а также исполнялось фламенко, снискали широкую славу. О них даже написали в местной газете. Из других деревень и городов юга Англии стали приходить письма с просьбами к беженцам о выступлении. Все приглашения принимались, поскольку гонорар шел на их содержание. Раз в неделю они упаковывали свои костюмы и отправлялись в новое место. Контраст между целомудренностью традиционных баскских танцев и пламенностью фламенко оставался разительным, где бы они ни выступали. Не проходило ни дня, чтобы Мерседес не вспоминала Хавьера. Танцуя, она будто бы заново воскрешала его в своей памяти и снова оживляла любимый образ. Девушка повторяла себе, что ей надо оставаться в форме для их следующей встречи.

Прошло несколько относительно счастливых месяцев, и, похоже, единственным человеком, которому не по душе приходилась атмосфера детского летнего лагеря, царившая в Уинтон-Холле, была леди Гринэм.

– Почему у нее всегда такой кислый вид, точно лимон проглотила? – как-то вечером заметила Мерседес Кармен.

– Не думаю, что она в восторге от нашего здесь пребывания, – ответила Кармен, констатируя очевидное.

– Тогда зачем ей было нас приглашать?

– Вряд ли это ее рук дело. Все затеял сэр Джон, – пояснила Кармен. – Но, вообще-то, мне кажется, она просто из той породы людей, ну, знаешь, которые вечно всем недовольны.

Губы леди Гринэм были поджаты сильнее обычного, когда она широким шагом вошла в столовую во время завтрака. Сэр Джон сидел на одном из концов стола и пил чай. Он наслаждался невнятным гулом непонятного ему языка.

– Ты посмотри! – произнесла его жена, швырнув перед ним на стол номер «Дейли мейл». – Посмотри!

Девочки разом оборвали все разговоры. Они испугались ее неприкрытой злости.

«БАСКСКИЕ ДЕТИ НАПАЛИ НА ПОЛИЦИЮ», – кричал заголовок.

Ее муж перевернул газету, так чтобы его никто больше не смог прочитать.