Возвращение

Дом, связанный с именем великого Федерико Гарсии Лорки, оказался куда скромнее, чем ей представлялось. В одиннадцать часов темно-зеленая входная дверь распахнулась и выстроившимся гуськом гостям разрешили войти. Их на испанском поприветствовала хорошо одетая женщина средних лет. Соне подумалось, что манеры выдавали в ней экономку: она держалась как хозяйка, но к дому, за которым присматривала, относилась с благоговением. От гостей ожидалось, что и те будут чтить его как святыню.

Познаний Сони в испанском хватило, чтобы уловить кое-что из речи, которую женщина выдала перед началом экскурсии: Лорка любил этот дом и провел здесь много счастливых летних дней; в доме ничего не меняли с того августовского дня 1936 года, когда он уехал в центр города искать убежище у своих друзей; после смерти поэта все члены его семьи оказались в изгнании. Гостей просили не пользоваться вспышкой; на осмотр дома дается полчаса.

У Сони сложилось впечатление, будто женщина предполагала, что посетители имеют представление о поэте и его произведениях, точно как экскурсовод в соборе ожидает, что туристы знают о том, кто такой Иисус Христос.

Дом, как и выданная информация, излишествами не баловал: белые стены, высокие потолки, на полу плитка. Души в нем было не больше, чем в окружающем его теперь парке. Трудно было представить, как за этим обеденным столом из темного дерева, окруженного жесткими стульями с высокими спинками, велись оживленные разговоры или как за этим громоздким письменным столом Лорка сочинял стихи. В витрине было выставлено несколько его рукописей: строчки, выведенные изящным кудрявым почерком, рядышком – тонко выполненные цветные рисунки. На стенах висели любопытные портреты и кое-какие наброски Лорки для театральных постановок, но вот понять, что он был за человек, представлялось решительно невозможным. Дом оказался скорлупой, пустой оболочкой, и Соня почувствовала разочарование. Старик в кафе говорил о поэте с такой страстью, к тому же она была немного озадачена тем, как слабо теперь ощущалось, что в доме когда-то жила целая семья. Может статься, все здесь навевало ей мрачные мысли, потому что она пришла сюда, услышав историю убийства поэта.

Соня остановилась у стенда с открытками. Только здесь начинала появляться хоть какая-то ясность. Здесь обнаружилось несколько десятков портретов поэта. Вот он – человек, некогда наполнявший этот дом своим присутствием. Было что-то поразительно живое и современное в его лице, а карие, шоколадного оттенка глаза неотрывно смотрели не только на фотографа, но и на любого другого посетителя этого дома, взглянувшего на снимок спустя все эти годы.

У него были волнистые волосы, густые брови, угреватая, неровная кожа и оттопыренные – вероятно, больше, чем бы ему хотелось, – уши. Образов он на себя примерил немало: на одном из фото он играл роль дядюшки, а его племянница, похожая на поэта словно родная дочь, сидела у него на коленях и училась читать, водя пухлым пальчиком по странице. На другом он весело позировал вместе со своими братом и сестрой; казалось, будто все трое едва сдерживают смех, чтобы снимок получился. От теплоты, которой были проникнуты и тот день, и их чувства друг к другу, фотография буквально светилась. Остальные изображения были семейными и позволяли хоть краем глаза заглянуть в давно ушедший в небытие мир, в котором дети носили хлопчатобумажные передники, младенцев обряжали в чепцы, женщины занимались вышиванием, а мужчины восседали в полосатых шезлонгах. Много было снимков, выдававших ребячливую сторону характера Лорки: на одном поэт, стоявший за огромным нарисованным бипланом, изображал летчика, на другом его улыбающееся лицо выглядывало в прорезь ростовой ярмарочной фигуры полнотелой женщины. Сквозила в них какая-то детская дурашливость; на прочих же, где Лорка позировал с группой других интеллектуалов или с молодым человеком, он был сама серьезность.

Чем бы он ни занимался: играл на фортепиано, выступал с речью, дурачился, позировал фотографу, – поэт явно был человеком, влюбленным в жизнь; эти фотографии, от которых веяло теплом и жизнелюбием, воодушевили Соню не в пример больше, чем сам дом. Они запечатлели драгоценные мгновения беззаботной жизни, от которой скоро не останется и следа. Одним этим они уже приковывали к себе внимание.

Фотографии были разложены по порядку и выставлены в аккуратных деревянных отделениях, тянущихся вдоль прилавка. На последней в ряду был изображен Лорка, стоящий у входной двери этого самого дома летним днем; яркий солнечный свет резко обозначил отбрасываемую мужчиной густую тень. Соня задумалась: что, если этот снимок был сделан в то же лето, когда поэта арестовали и убили?

Женщина двигалась вдоль ряда фотографий, вытаскивая по одной каждого вида.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросила девушка за кассой.