Город погрузился в сиесту, словно в кому. В тот вечер Мерседес пребывала в полубессознательном состоянии часу до седьмого вечера, когда столбик термометра упал впервые с полудня. Даже для местных жителей жара оказалась запредельной. В душном забытье ей привиделся явственный сон, в котором они с Хавьером танцевали внизу, в баре. Проснувшись, она с горечью вспомнила, что он находится за сотню километров от нее, в Малаге.
На следующий день каждый посетитель, заглянувший в «Эль Баррил», приносил с собой свою версию слухов о том, что через пролив, в Северной Африке, происходили какие-то военные действия. Возникла некоторая путаница со временем: в одной радиопередаче говорилось одно, в другой – совершенно иное, но вскоре открылась вся правда. Группа армейских генералов восстала против правительства и готовит государственный переворот.
Под командованием генерала Франсиско Франко силы африканской армии, состоящей из иностранных легионеров и подразделений марокканских наемников, была переброшена через Гибралтар из испанского Марокко на территорию Испании. Как только они высадились, генералы армейских гарнизонов по всей стране должны были поднять мятеж и объявить в своих городах военное положение.
Гранада плавилась в сорокаградусной жаре; булыжники мостовых обжигали ступни даже через кожаные подошвы, а горы растворились в мерцающей дымке. В то утро местная газета «Эль Идеаль» разместила на своей передовице сообщение, гласящее, что редакция не в состоянии осветить новости общего характера «по причинам, от нас не зависящим».
Пабло находился в кафе и был крайне взбудоражен.
– Дела плохи, Конча, как пить дать плохи, – сказал он, кивнув на заголовок.
– Не выдумывай на пустом месте, чего нет, Пабло. Наверное, забастовка какая-нибудь случилась или что-то вроде того. Правительство устоит. Не переживай ты так, – увещевала она мужа, но его было не переубедить.
Беспокойство Пабло имело под собой основания, и они оба это отлично понимали. Заверениям правительства в том, что на материке, несмотря на военный
Такие утверждения вроде как противоречили слухам о том, что некий генерал Кейпо де Льяно взял на себя командование гарнизоном в Севилье и всего лишь с сотней солдат быстро захватил город.
– Ну и как они могут нам говорить, что все в порядке? – вопрошал Пабло окружающих, ни к кому конкретно не адресуясь.
Как это происходило и во многих других городах, жители Гранады чувствовали себя незащищенными. Люди требовали от правительства раздать им оружие, но, ко всеобщему беспокойству, премьер-министр Касарес Кирога запретил выдачу оружия населению и твердо стоял на том, что произошедшее в Севилье никак не отразится на других регионах страны. Он утверждал, что повсюду, кроме Севильи, армия остается преданной правительству.
На другой радиоволне генерал Кейпо де Льяно выкрикивал победные лозунги. «Если не считать Мадрид и Барселону, – восторженно сообщал он, – вся Испания находится сейчас в руках националистических войск». Ни одно из этих противоречащих друг другу уверений не соответствовало истине, и население Испании пребывало в совершеннейшей растерянности.
Гранаду охватила серьезная тревога. Ходили слухи, что в Севилье с теми, кто выступал против власти военных, расправлялись с особой жестокостью; тысячи других подвергались незаконным задержаниям. Неожиданно оказалось, что соседи, которые вроде бы поддерживали Республику, ополчились на нее. Уже утром восемнадцатого июля Пабло с Кончей почувствовали это по изменившейся обстановке в кафе. Посетители не знали, можно ли доверять друг другу, да и Пабло с Кончей тоже. Они потеряли твердую почву под ногами.
Складывалось ощущение, что судьба отдельных городов зависела от того, сохранит ли местный армейский гарнизон преданность республиканскому правительству. В Гранаду новый командующий прибыл всего шесть дней назад. Генерал Кампинс был предан Республике всей душой и твердо, пусть и наивно, верил в то, что его офицеры мятежа не поднимут и на сторону Франко не переметнутся. Рабочий люд такой уверенности не испытывал, и, когда они захотели вооружиться на случай военного бунта, гражданский губернатор Гранады Торрес Мартинес исполнил распоряжения правительства и отказался раздавать им оружие.
К двум часам ночи большая часть семейства Рамирес все еще была на ногах. Даже окажись жара не столь удушающей, спать никто не собирался.
– Почему они отказываются выдать нам хоть какое-то оружие? Кто может поручиться, что эти солдаты не повернут против нас? – допытывался у отца Антонио.
– Да ладно тебе, Антонио! – уговаривал его Пабло. – В этом как раз все и дело. Что хорошего выйдет из того, что вы, молодежь, будете бегать по городу, потрясая ружьями, которыми и пользоваться-то не умеете? А? Скажи мне, что из этого выйдет хорошего?
– Постарайся не волноваться так, – убеждала его мать. – Надо успокоиться и подождать, как оно там само дальше повернется.