Возвращение

Противостояние дорого обходилось обеим сторонам. У многих в других городах жили родственники, а с некоторых пор сообщение между Гранадой и внешним миром было ограниченно. Никакое количество выпитого в кафе бренди не могло до конца справиться с волнением сидящих там людей, тревожащихся о сыновьях и дочерях, дядях и родителях в Кордове, Мадриде или далекой Барселоне, от которых они не получали никаких известий. Мерседес отчаянно ждала новостей из Малаги.

Теперь, когда Гранада целиком и полностью находилась у них в руках, националисты начали посылать войска и в другие города. Антонио и его друзья приободрились, услышав, что многие из них оказывают решительное сопротивление. Несмотря на то что узкий коридор между Севильей и Гранадой удерживался националистами и усиленно охранялся, большая часть региона все еще оказывала сопротивление войскам Франко. Ожесточенные сражения велись даже в маленьких городках, которые, по мнению националистов, можно было взять без боя.

Страшный труд – следить за жителями Гранады – с военными разделили теперь члены фашисткой молодежной партии фалангистов, которые с радостью участвовали в доносительствах и преследовании всех тех, кого подозревали в приверженности республиканизму. К преступлениям против нового режима могло относиться что угодно, начиная от обнаружения на стенах чьего-то дома коммунистической пропаганды, которая могла появиться там силами самих старающихся посеять смуту фалангистов, заканчивая решением проголосовать за социалистическую партию на предыдущих выборах. Людей охватил жуткий страх произвольного ареста и тюремного заключения.

Для Эмилио следующий день после праздника Успения Богородицы, шестнадцатое августа, стал худшим с начала военных действий. В течение суток арестовали его близкого друга Алехандро и его кумира Лорку. Поэт приехал в Гранаду накануне переворота, намереваясь побыть с семьей, но, осознав, какая опасность могла ему грозить из-за его социалистических симпатий, оставил дом и укрылся у своего друга-фалангиста. Даже покровительство того, кто поддерживал правых, не уберегло поэта. Лорку схватили в тот же день, когда его шурина, алькальда Монтесиноса, расстреляли у кладбищенской стены.

Новость об аресте Лорки быстро разнеслась по городу, и три дня его семья и все, кто его любил, провели в тревожном ожидании. Он не принадлежал ни к одной политической партии, поэтому обоснования его задержания были довольно шаткими.

Эмилио работал в кафе, когда случайно услышал разговор двух посетителей. Сначала он подумал, что наверняка ошибся, но потом точно понял, кого они обсуждают.

– Так, значит, в спину ему выстрелили, да? – спросил один.

– Нет, в задницу… – пробормотал другой. – За то, что гомосексуалист.

Они не подозревали, что Эмилио ловит каждое их слово.

За секунду до этого сверху спустился Игнасио. Услышав последние слова, он не смог удержаться и присоединился к разговору.

– Да, точно так все и произошло – ему выстрелили в задницу за то, что педик, марикон! Слишком много в нашем городе такого сброда.

В кафе повисла полная тишина. Даже часы затикали как-то смущенно, но Игнасио не удержался от еще одного укола. Уж больно соблазнительно было покрасоваться перед невольными зрителями.

– Стране нужны настоящие мужчины, – с вызовом произнес он. – Испания никогда не станет сильной, пока в ней полно гомиков.

С этими словами он пересек бар и исчез за входной дверью. Его настрой разделяли многие в рядах правых. Мужественность являлась обязательной чертой истинного гражданина.

Некоторое время все хранили молчание. Эмилио стоял, застыв на месте, по его лицу текли слезы. В какой-то момент он вытер их своей тряпицей, но они все равно лились. Появилась Конча. Она взяла сына за руку, отвела его в комнату за баром и закрыла туда дверь. Посетители вернулись к своим разговорам, и их голоса перекрыли звук приглушенных рыданий. Подошедший Пабло занял место за стойкой. Новостей об Алехандро все не было, и Эмилио казалось, что хуже быть уже не может.

Смерть Лорки стала переломным событием в ходе войны. Были растоптаны даже остатки веры в справедливость и закон. Людей по всей Испании обуял ужас.

В конце августа, когда жители Гранады только-только начали чувствовать себя в безопасности после прекращения воздушных ударов, в небе снова появились самолеты республиканской армии. На город сбросили порядка тридцати бомб, и зенитные пушки никак не смогли этому помешать. Хотя действия республиканцев всколыхнули новую волну страха и ужаса среди населения, включая ту его часть, что их поддерживала, возвращение бомбардировщиков демонстрировало, что идеалы и дело Республики еще можно спасти.

– Вот видите, – воскликнул Антонио на следующий день, взывая к родителям, – мы все еще можем побороться и восстановить Республику!

– Мы все это понимаем, – перебил его Эмилио, – ну, кроме Игнасио, конечно.

Конча вздохнула. Эта неприязнь между сыновьями, копившаяся годами, ее окончательно доняла. Она так билась, чтобы не принять ненароком ничью сторону, сохранить сдержанность и беспристрастность.