Возвращение

Я, Индрек Пальм, родился в тяжелые послевоенные годы. Моя мать была фармацевтом, отец работал директором одного предприятия до того дня, пока его не посадили за хищение государственной собственности. Я был в то время тринадцатилетним мальчишкой и думал, что мне никогда не удастся смыть с себя это позорное пятно. Мы жили в центре города, и единственные светлые воспоминания, оставшиеся у меня от детства, связаны с летом, когда я гостил у тетки в деревне. Каждый раз, когда меня отвозили обратно в город, я вынашивал планы, как бы снова убежать в деревню. В десять лет мне как-то раз удалось удрать из дома, но потом я поклялся никогда больше этого не делать, к тому же меня строго наказали. С того времени я стал довольно-таки лояльно относиться к приказам-запретам, и это пошло мне в жизни только на пользу. В университете я изучал историю и после окончания меня направили в деревенскую школу учителем. Не могу сказать, был ли я счастлив или несчастен, работая учителем, во всяком случае, ничего другого я в ту пору не желал. В первый же год я женился на своей коллеге, но уже через несколько месяцев мы разошлись, полагаю, что оба мы считали друг друга лучше и интереснее, чем оказались на самом деле. Как-то незаметно пролетели три года, а затем фатальной для меня стала серия телевизионных передач «Учителя о себе». В нашей школе решили, что я больше всех подхожу для того, чтобы принять участие в диспуте, и они не ошиблись, ибо после передачи мне предложили участвовать в этой серии в качестве ведущего. Я попросил, чтобы мне дали время подумать, хотя ни на минуту не сомневался в том, что приму предложение, поскольку один раз уже испытал щекочущее чувство гордости от того, что тысячи людей слышат каждое сказанное мной слово, моя мысль доходит до них, я как бы обретаю магическую власть над телезрителями. Через несколько месяцев я окончательно перешел работать на телевидение, спустя год снова женился, на сей раз на очаровательной стюардессе, в которую, как мне казалось, был без памяти влюблен. Я уже сделал немало передач, и все-таки меня на первых порах смущало, что люди как-то странно смотрят мне вслед, разговаривают со мной какими-то неестественными голосами, однако мало-помалу мне стало это нравиться, казалось, что я завоевал какое-то особое положение в обществе. Если уж быть до конца честным, это окрылило меня, захотелось как можно чаще появляться на телеэкране, и я погрузился в какие-то странные грезы или самолюбование. После рождения ребенка жена осталась дома, меня же дом почему-то стал все больше и больше раздражать. Появилось бесконечное множество каких-то не столь уж необходимых, а порой и вовсе никчемных дел, и я не мог спокойно смотреть, как жена с тещей баловали и закармливали мою дочь, она мне казалась тепличным растением, куклой, безделушкой, служившей лишь для забавы. Ссоры стали обычным явлением, мы с женой совсем отдалились друг от друга, и вот уже более полугода не спим вместе. Но все считают, что мы счастливы, что мы образцовая семья, и моя жена делает все для того, чтобы у людей сложилось именно такое впечатление. Порой мне хочется волком выть, царапать ногтями стену, я истосковался по нежности, ласке и пониманию, но, очевидно, я слишком эгоистичен, ибо не смог ужиться ни с одной из жен… В последнее время я сильно изменился, меня бесит, если кто-то относится ко мне, как к старому знакомому с телеэкрана, правда, я пытаюсь быть выше этого, отшучиваюсь, но у меня такое чувство, что очень скоро я приду к решению, которое даст мне возможность начать счастливую жизнь. Странно, что человек, которому дана лишь одна жизнь, не может прожить ее так, чтобы изо дня в день не мучиться сознанием, что роль, которую он играет, вовсе не для него.

Репортер кончил писать и прислушался к звукам, доносящимся с его постели. Это был стон, душераздирающий и тоскливый, — мужчина в замшевом пиджаке спал, да и второй тоже дремал — рот полуоткрыт, голова запрокинута назад, словно сон настиг его неожиданно. И они, эти спящие идиоты, ждут от меня объяснительную записку, усмехнулся про себя репортер, оделся, сунул в карман исписанный лист бумаги и крадучись вышел из комнаты. В коридоре он увидел приоткрытую дверь, распахнул ее, и холодный ветер ударил ему в лицо. Он оказался в туалете, из открытого окна виднелся двор, тускло освещенный одной-единственной лампой. Очевидно, входная дверь охраняется, мелькнуло у него, пожалуй, следует вылезти в окно. Он соскользнул на жестяную крышу и в нескольких шагах от себя увидел железную лестницу. По ней же могут забраться грабители и головорезы, успел он еще подумать, как вдруг с ужасающей скоростью покатился вниз.