Возвращение

Леопольд бредет по улицам, он нетерпеливо вбирает в себя все, что его окружает, однако ему все время кажется, будто ветки живой изгороди по обеим сторонам улицы больно колют его. Это грустное ощущение. Возможно, нечто подобное испытывает эмигрант, слоняясь по улицам большого чужого города: за сотнями освещенных окон живут люди: мужчины, женщины, дети, близкие; повседневные разговоры, запах пищи, приготовляемой на кухне, ссоры, вспышки гнева, нежности — всё, что вместе составляет ничем не заменимое чувство дома; чувство дома — это также и знакомые деревья, дома, звезды в небе, и внезапно оказывается, что у человека ничего этого больше нет. Он лишен всего, он один. Леопольд знает, что сейчас он усмехнется над собой — сентиментальный вздор! Однако ему никуда не деться от своей грусти, потому что сознание того, что он бродит по родным местам, где родился, где провел свое детство, по местам, которые он действительно любит, рождает слишком мрачный контраст с действительностью — дом, где он живет сейчас, нисколько не похож на дом.

Леопольду двадцать девять лет. Это возраст вполне сложившегося человека, когда уже твердо стоят обеими ногами на земле, заводят детей, приобретают имущество, добиваются положения и подбирают себе подходящий круг знакомых, к которым по воскресеньям ездят с семьей в гости. Леопольд представляет себе летнее утро, когда он с женой и детьми, с букетом цветов и тортом вылезает из сверкающей лаком машины перед загородным домом своих знакомых; приветственные возгласы, улыбки и слова, слова, пустые, ничего не значащие слова, а затем отъезд, сопровождаемый приторными любезностями. Но эта картина настолько нереальна, что ему не остается ничего иного, как рассмеяться. Тоска, которую он испытывал, улетучивается подобно пыли. Леопольд весьма горд тем, что он такой, какой есть.

Когда-то в их доме жил пожилой чудаковатый мужчина, если припомнить, ему было в ту пору лет сорок, но мальчишкам он казался старым. Жильцы дома терпеть его не могли и рассказывали о нем разные истории, как правило, не предназначавшиеся для детских ушей. Он жил один, хотя время от времени его посещали какие-то женщины, которые через день-два снова куда-то исчезали. Мужчина был небольшого роста, коренастый, вечно ходил небритый, однако не выглядел грязным, скорее неухоженным. Почему-то детям наказывали держаться от него подальше, хотя никаких причин для этого, казалось, не было. Большую часть времени он проводил в своей комнате, изредка выходил, чтобы прогуляться или посидеть, сгорбившись, на скамейке перед домом. У детей была привычка дразнить его разными прозвищами, это было смелым поступком, правда, не без примеси страха, после чего все разбегались, прячась за угол сарая, однако мужчину это, похоже, ничуть не трогало. И все же его окружала какая-то непонятная тайна. Однажды, когда он сидел на скамейке, Леопольд, проходя мимо приоткрытой двери его комнаты, не смог противостоять искушению прошмыгнуть в нее. В его представлении в комнате должны были находиться какие-то страшные вещи, по крайней мере, скелет или черепа, но каково же было разочарование Леопольда, когда он увидел там одни лишь книги, точно в библиотеке, некоторые из них были толстыми, на иностранных языках, с выведенными золотыми буквами названиями. Такие книги невольно связывались с колдовством, и, подавив страх, он открыл одну из них. Но и в ней не оказалось ничего страшного, разве что цветные картинки под папиросной бумагой. Забыв обо всем, Леопольд принялся разглядывать их, когда внезапно его испугал раздавшийся рядом с ним мужской голос. Бежать было некуда, и Леопольд вжался в угол в ожидании самого худшего. Но мужчина разрешил ему продолжать смотреть книгу, его голос был мягким и дружелюбным, однако мать предупреждала Леопольда, чтоб не имел с этим человеком никаких дел, и поэтому, улучив подходящий момент, Леопольд устремился к двери.

В скором времени разразился грандиозный скандал. На место прибыли блюстители порядка, слышались крики, взволнованные голоса. Леопольд встал с постели и увидел в окно, как того мужчину повели к машине. Все жильцы высыпали во двор, внезапно мужчина принялся клясть их на чем свет стоит, он весь дрожал, словно его тело сводила судорога, и выкрикивал всевозможные ругательства. Это было так комично, что Леопольд расхохотался. Позднее, размышляя об этом, он решил, что мужчина, вероятно, настолько был чем-то оскорблен, что отказался от свойственной ему спокойной и вежливой манеры говорить и дал волю своему возмущению. Вообще Леопольд много думал об этом человеке, ибо он был единственным в своем роде, не похожим на остальных, встречавшихся ему в детстве. Будто из другого мира, и Леопольд очень жалел, когда через какое-то время после скандала мужчина съехал из их дома. Он не видел этого, был в школе, а когда вернулся после уроков домой, услышал, как говорили, что этот теперь, к счастью, убрался навсегда.