Возвращение

Мальчик ждал, не скрипнет ли стул, ему хотелось, чтобы мать встала и отвела его в постель, но и мать и тетя словно окаменели.

— Стыдно должно быть тебе, — раздался голос тети.

— Я есть хочу, — робко произнес мальчик, с надеждой глядя на мать. Мать взяла спицы и принялась вязать, устремив взгляд на бегущую нить, тетя прихлебывала чай; всякий раз, поднося стакан к губам, она закрывала глаза, а тут в упор уставилась на мальчика. Мальчик быстро распахнул дверь и ступил в темноту коридора. Он знал, сейчас ему скажут: на ночь не едят, или тетя с упреком посмотрит на мать и резко бросит: «Ты просто-напросто избаловала его…» Если б ему довелось это услышать, он ощутил бы непонятный стыд, словно в чем-то виноват перед матерью. Теперь же он был в темном коридоре, через приоткрытую дверь на пол падала полоска света. Мальчик остановился у этой полоски и прислушался.

— Я, пожалуй, пойду успокою его, — прозвучал через какое-то время мягкий голос матери и громыхнул стул, вслед за этим раздалось жесткое и требовательное:

— Сиди!

Мальчик едва сдерживал слезы, он дошел до двери своей комнаты и взялся за ручку, все еще выжидая. Он приготовился сразу, едва полоска света станет шире, вбежать в комнату, но мать не появлялась. Скорей бы тетя ушла, сжав зубы, подумал мальчик, но внезапно почувствовал, что вовсе не хочет этого. Пол в коридоре был холодным, холод проникал в ноги, и мальчика начало знобить, из столовой доносились приглушенные голоса, в конце концов он собрался с духом и открыл дверь. Если я закричу, они придут на помощь, подумал он, водя рукой по стене, пока пальцы не наткнулись на выключатель. В комнате никого не было. На окне неподвижно висели коричневые шторы. Неожиданно страх исчез, он забрался в постель, положил руки под голову и стал смотреть на узор фанерного потолка. Скоро, наверное, вернется отец, во всяком случае, до того, как тетя расскажет свои истории, спокойно рассуждал он. Он никогда не боялся, когда отец был дома. Не боялся, и когда кто-нибудь приходил к матери в гости, но, оставаясь с ней вдвоем, не мог заснуть. Ему казалось, что и мать боится. Глаза мальчика блуждали по фанерным листам потолка, находили старые и открывали новые картины, где были замки, корабли, драконы и гномы, пока не остановились на висящей под потолком лампе. Лампа горела. «Видишь, „конфетные деньги“ горят», — бранили его, когда он забывал гасить свет.

Сейчас ему надо было погасить свет. Он стоял у выключателя, теребя себя за нос, словно в носу чесалось. Внезапно в комнате стало темно. Мальчик подбежал к окну и отдернул штору. Уличный фонарь освещал стволы деревьев, там же, где граница света кончалась, стволы внезапно исчезали, сливаясь с темным небом. На снегу неподвижно лежали тени от ветвей, переплетаясь, они как бы образовывали огромное дерево. Снег искрился. Казалось, весь сад застыл.

Вместе с темнотой в мальчика закралось чувство страха. Он натянул на голову одеяло. Мимо пронесся поезд, задребезжали окна, гул замер вдалеке, и в комнате снова воцарилась тишина. Мальчик старался припомнить, закрыл ли он дверь, он сам не знал, почему это показалось ему важным, решил, что все-таки закрыл, и вдруг вспомнил то, что видел: штора отдернута, на фоне мерцающего голубоватого света, проникающего в комнату, стоит какой-то человек.

Мальчик открывает глаза, его разбудил какой-то шум, вздрогнув, садится в постели и видит стоящего у окна человека; видение порождает леденящий страх, мальчик хочет закричать, но губы онемели, вокруг кромешная тьма, и он слышит у своей постели чье-то прерывистое дыхание; собравшись с силами, он вскакивает и видит сидящих в ярко освещенной столовой мать и тетю…

Мальчик натянул одеяло на голову и крепко зажмурил глаза. От недавнего воспоминания заколотилось сердце, но он успокоил себя — ничего страшного, просто плохой сон. Шторы неподвижно висели на окнах. Мать с тетей сидели в столовой, и вскоре должен был вернуться отец. Мысленно он стал рисовать себе бабушкин дом. Окруженный высокими деревьями, дом с красной крышей, где всегда было полно народу. Сразу за домом начиналось поле, на цветах, шевеля пестрыми красно-черными крылышками, сидели бабочки. Под яблонями лежали душистые яблоки.

Перед глазами одна за другой проплывали картины лета, и вдруг постель показалась ему мягкой, и он услышал в коридоре голоса, успел еще подумать, что, очевидно, уходит тетя, и уже в следующий момент очутился на плоту посреди заросшего пруда. На плоту стоял парус, и мальчик не понимал, почему плот никак не может доплыть до берега. Это озеро, сказал один из мальчиков. Это море, сказал другой. Что же теперь с нами будет, жалобно спросил он.