Возвращение

Леопольд рассказывает, что в общем жизнь идет неплохо, картины принимают на выставки, кое-кто покупает их, вот и сегодня приходил какой-то мужчина и купил картину, после минутной паузы с важностью сообщает Леопольд.

— Значит, скоро станешь таким же известным, как твой брат, — шутливо бросает Вилге.

— Стараюсь, — так же шутливо отвечает Леопольд. — Но для этого придется постараться. — Его больно задевает это сравнение со знаменитым братом, но в словах Вилге, вероятно, есть немалая доля истины — возможно, он и впрямь в глубине души постоянно завидует брату и вырваться из тесного круга прежней жизни его побудило желание увидеть и над своей головой ореол славы (ведь многие художники люди известные), и поэтому в работе им движет тщеславие, жажда признания и зависть, хотя сам он убеждает себя, что пишет картины лишь из святой любви к искусству.

— Сегодня мы представили картины на весеннюю выставку, — спустя мгновение говорит он. — Поглядим, выставят ли их; это как спортивное соревнование, где лучшие выходят в финал, немало зависит и от того, кто в составе жюри, каков их вкус, и потому попасть на выставку в некотором роде лотерея, — объясняет он Вилге, хотя и понимает, что от его слов попахивает кокетством, саморекламой и в глазах невежды это выглядит некоей игрой, но остановиться ему уже трудно.

— Завтра после обеда объявят, приняли ли, во всяком случае, Ванамыйза похвалил меня, жаль, что на этот раз он не в жюри, — продолжает Леопольд, и в голове его мелькает озорная мысль, что Вилге расскажет об этом отцу и отец скажет: «Я говорил, что из мальчика когда-нибудь выйдет толк…»

— Сам Хельдур Ванамыйза похвалил! — ахает Вилге.

Имя Хельдура возымело на нее действие, и искорки ореола на миг засверкали над головой Леопольда. Ему хочется рассмеяться, но он важно добавляет:

— Сегодня мы с ним и с Веннетом пили шампанское. Веннет тоже видел мои картины, и они ему понравились.

Он ловит удивленный взгляд Вилге — она смотрит на него так, словно видит впервые; смутившись, Леопольд берет новую сигарету, понимая, что женщина все время считала его неудачником, несложившимся человеком, простаком, поменявшим неплохо оплачиваемую работу на ничто, а теперь вынуждена поставить этого простака в один ряд с Хельдуром Ванамыйза, чье имя широко известно (радио, газеты, кроссворды? Именно кроссворды!). И Леопольд смекает, что за признанием кроется нечто совсем иное, не то, что он предполагал, и это открытие приводит его в замешательство.

— Вина хочешь? — спрашивает Вилге. — Я бы сама выпила с удовольствием, последние дни были такими тяжкими.

Ого, художнику уже и выпить предлагают, усмехается Леопольд, но тут же на него находит апатия: к чему мне эта комедия. Он решает, что выпьет рюмочку и сразу после этого уйдет.

Они прихлебывают вино, мало-помалу в комнате воцаряется гнетущая тишина, словно им не о чем говорить, да ведь и впрямь не о чем; сумерки сгущаются, Вилге зажигает верхнюю лампу, бледный свет усугубляет и без того неприютное чувство. Из последней поездки за границу на соревнования Лембит привез Вилге халат, она достает его из шкафа и демонстрирует Леопольду:

— Гляди, какой легкий!

Леопольд проводит пальцами по простеганному нейлону и говорит, что вещь замечательная, Вилге засовывает халат обратно в пакет и прячет в шкаф (интересно, почему она его не носит!). Они выкуривают еще по сигарете, затем Леопольд встает — пора уходить.

— Послушай, куда ты, ведь ты отлично можешь переночевать в своей комнате, — неожиданно предлагает Вилге.

— Не знаю… — тянет Леопольд, он в самом деле не испытывает ни малейшего желания возвращаться в тесную конуру, и соблазн остаться велик.

— Или тебя ждет какая-нибудь девица? — игриво спрашивает Вилге.

— А что — мысль неплохая, мне б только спать завалиться, ничего другого я сейчас не хочу, — говорит Леопольд, и Вилге уходит стелить ему постель. Теперь, когда никуда не надо больше идти, его начинает клонить ко сну, он расслабляется и думает лишь о чистых прохладных простынях.

И вот он в бывшей своей комнате, гасит свет и настежь распахивает окно. Воздух, похоже, не стал прохладнее, в этом году жара не спадает и поздним вечером. Откуда-то несет дымком — этот неповторимый запах становится своеобразным символом весны: уничтожение вместе с волнующим ожиданием нового. А вспаханная земля, лопающиеся почки, только-только начинающие распускаться листья? И этот миг неповторим, когда он высовывается из окна второго этажа и внезапно не может вспомнить, есть ли вообще запах у весенних цветов — крокусов, подснежников, перелесок с их похожими на восковые листочками. Он мог бы сейчас спуститься вниз, присесть на корточки у грядки и понюхать, но понимает: цветы уже спят, закрыв лепестки, в ожидании утреннего солнца.