Читаем Возвращение полностью

— Представьте себе — не могу. Никто не поверит мне. Перед Оскаром заискивают, чтобы получить билет в первом ряду на концерт какой-нибудь второразрядной звезды эстрады или выпить водки в бане с какой-нибудь другой знаменитостью. Оскар обвел вокруг пальца все учреждения этого города, не исключено, что и столицы тоже. Внушительные цифры, блестящие отчеты, культурные показатели нашего города просто ошеломляют всех, и какое значение имеет то, что осенью студенческий театр поэзии выступал при совершенно пустом зале, что библиотека почти не посещается — у людей дома на полках книг полно, и это факт, что они там красуются, ведь пошлость и мещанство в цифрах не отразишь, ни один отчет не отражает качества… У меня при газете создан маленький литературный кружок — пятеро молодых людей, которые умеют и хотят думать, и я должен до тех пор пестовать их, пока они не получат возможность выбраться из этого города.

— А все же вы прохиндей, если напишете хвалебную оду, — Таавет с сопением принялся ходить от стены к стене и наконец остановился перед редактором. — Ваш долг написать самый что ни на есть хлесткий фельетон и без обиняков описать все, что здесь происходит. Неужели вы не понимаете, что врагов культуры порождают именно те, кто бережет свою шкуру, не решается или не желает открыть рот и высказаться? Впрочем, может быть, не стоит писать подобным образом об открытии этой выставки, чтобы не делать Марре Вярихейн посмешищем, она же ни в чем не виновата.

— Вы полагаете? — произнес редактор, снял очки и принялся носовым платком протирать стекла.

Таавет вздрогнул. Своим ехидным вопросом, в котором одновременно, казалось, был заложен и ответ, редактор хотел на что-то намекнуть, и Таавет не знал, удобно ли спрашивать, на что именно… Может быть, все-таки удобно?

— Вам, конечно, лучше знать, — сказал он наконец примирительно. — У меня, во всяком случае, сложилось впечатление, что тут Оскар здорово переусердствовал.

— К сожалению, не только Оскар, — вздохнул редактор и потушил сигарету о раковину. — Наш внештатный министр культуры обзавелся многочисленной свитой, которая думает и действует точно так же, как он, и в этом главная беда нашего города.

Редактор открыл дверь, и приглушенная было хоровая песня скользнула в туалет. Неужели этот человек хотел сказать, что и Марре в свите Оскара, размышлял Таавет, и в полной растерянности, с тревожно бьющимся сердцем вышел за редактором в коридор. У лестницы редактор остановился, перевел дыхание, словно хотел сбросить с души все, что его мучило, но в этот момент вниз по ступенькам сбежал мужчина и спросил, не знают ли они, где можно раздобыть нашатырный спирт. Какая-то пожилая дама вроде бы упала в обморок (от переизбытка чувств?), пояснил он. Редактор помчался искать нашатырный спирт, и Таавет остался один. Внезапно он почувствовал, что не знает, как быть — то ли идти наверх, то ли взять в гардеробе пальто и уехать вечерним поездом из этого города, чтобы Марре превратилась в прекрасную недосягаемую мечту его одиноких вечеров в холостяцкой квартире и чтобы он мог следить за формированием поэтессы лишь с чисто литературной точки зрения. Он уже рылся в кармане в поисках номерка, уже с полным равнодушием прислушивался к тому, как Дом культуры вновь заполнили звуки туша, машинально думая, что, вероятно, сейчас разрезали шелковую ленту и народ хлынул в выставочный зал, но тут вдруг вспомнил, что номерок-то остался у репортера, и теперь, когда у него не было больше возможности выбора, ноги сами понесли его вперед — его охватило страстное желание хоть на миг увидеть любимую девушку, и Таавет словно на крыльях устремился вверх по широкой мраморной лестнице.

…«Когда в мою дверь постучалась муза, мой дом наполнился светом…» — пел смешанный хор в то время, как глаза Таавета блуждали по толпе, разыскивая Марре, но он увидел лишь репортера, который беседовал с дамой, одетой броско, во что-то яркое — на ней был длинный жакет из восточной ткани, ниспадавший на брюки в красный горох. (Длинный, типа казакина жакет украшает так называемый «воротник мандарина» и ассиметричная застежка. По бокам разрезы. Брюки узкие. К этому комплекту подойдет модно завязанный шарф, если он по тону и материалу гармонирует с комплектом. Выкройка № 8, размер 44 — «Силуэт». Журнал Дома моделей.) Репортер помахал ему открытой записной книжкой, и Таавету поневоле пришлось подойти к ним.

— Познакомьтесь, Кюльванд из института литературы, Вилве Лаос — главный художник этого замечательного города, — протараторил репортер. — Я полагаю, вам будет приятно обменяться впечатлениями о выставке. Увы, я должен оставить вас вдвоем, мне необходимо еще кое с кем побеседовать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кредит доверчивости
Кредит доверчивости

Тема, затронутая в новом романе самой знаковой писательницы современности Татьяны Устиновой и самого известного адвоката Павла Астахова, знакома многим не понаслышке. Наверное, потому, что история, рассказанная в нем, очень серьезная и болезненная для большинства из нас, так или иначе бравших кредиты! Кто-то выбрался из «кредитной ловушки» без потерь, кто-то, напротив, потерял многое — время, деньги, здоровье!.. Судье Лене Кузнецовой предстоит решить судьбу Виктора Малышева и его детей, которые вот-вот могут потерять квартиру, купленную когда-то по ипотеке. Одновременно ее сестра попадает в лапы кредитных мошенников. Лена — судья и должна быть беспристрастна, но ей так хочется помочь Малышеву, со всего маху угодившему разом во все жизненные трагедии и неприятности! Она найдет решение труднейшей головоломки, когда уже почти не останется надежды на примирение и благополучный исход дела…

Павел Алексеевич Астахов , Павел Астахов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза