Возвращение

Что заставляет вжаться в стену и отползти дальше, чем нужно, не знаю. Вместо обычных и привычных, пусть и громких хлопков за ней раздается очень громкий «барабум», и дверь выносит взметнувшимся из комнаты огненным шквалом. Хрен его знает, что там хранилось, но явно что-то взрыво— и пожароопасное. Не исключаю, что местный самогон на карбиде, который пользуется у Измененных изрядным уважением. В комнате стоит вой и дикий ор, ударяющий по ушам, как сирена тревоги. Из огненного котла в коридор выбегает лишь одна фигура из трех, которые могли бы выйти, сложись все не в нашу пользу.

Длинный и плотный Измененный вылетает пулей, что-то ревя на ходу и не выпуская из рук короткого ствола, которым он размахивает из стороны в сторону. И полыхает при этом, как забытый кусок мяса в решетке для барбекю, распространяя вокруг себя ужасный запах горящей плоти. Сестра убирает его одним выстрелом, снеся половину черепа, на котором не осталось волос, лишь обуглившаяся и пошедшая волдырями кожа, лопнувшая и черная. Тело падает, издавая мерзкий костяной звук, а мы идем дальше, следом за нашими напарниками и друзьями.

Ныряем в тот самый проход, куда пошли Барин и Казак. Сдобный вместе с големом, и за него я беспокоюсь меньше, намного меньше. Если верить тому, что говорил Танат, то здесь должно быть около двадцати бойцов. Вместе с теми, что остались в подвале, и теми, кого сделали мы с сестрой, должно остаться в лучшем случае одиннадцать. И все они где-то здесь, рассыпавшиеся по комнатам и паутине коридоров между ними. И еще есть сама Матрена и два странных типа, похожих на богомолов-переростков, что всегда терлись рядом с ней. Так что надо вести ребят, чтобы, не приведи Господи, не пришлось тащить их потом на себе. Ну и думать о нас двоих, как же иначе?

Проход выводит нас в длинный коридор, в котором виднеются четыре распахнутые двери. По очереди заглядываем в каждую, надеясь, что ни в одной нет кого-то в таком знакомом защитном комбинезоне. Так и есть, на душе становится чуть легче, хотя бы что-то идет по плану. Где-то впереди, из-за нагромождения непонятного хлама, раздаются близкие очереди. Сломя голову туда, чтобы успеть помочь парням.

Они оба сидят за перевернутым столом, отстреливаясь сразу от четырех ухарей, поливающих огнем из-за такой же баррикады. Гранаты кидать нельзя. Помещение замкнутое, и осколки запросто могут пойти веером в нас самих. То-то до сих пор не было их слышно. Нас успевают заметить, но им это не помогает, теперь мы прижимаем их, воспользовавшись собственным неожиданным появлением, а Барин начинает смещаться в сторону, стараясь зацепить их сбоку. Есть, получилось…

Один из Измененных валится навзничь после попадания в ногу, и Казак не медлит этим воспользоваться, всаживая ювелирно точный выстрел прямо в середину лба. Стена напротив незамедлительно украшается стекающим по ней содержимым черепной коробки, а один из товарищей оставшегося без мозгов ревет, вставая в полный рост. Да что ты, какой героический, посмотрите-ка. На вот, получи из трех стволов сразу и заткнись. Навсегда, чтобы людей не пугать.

Оставшиеся двое неожиданно поднимают руки вверх и встают, ну что ты будешь делать! Кино обсмотрелись, что ли, ребятки, какая сдача в плен согласно непонятным конвенциям, а?

Время вновь идет нормально, ведь бой почти закончен. Не верите? Да и не верьте, просто ты это всегда можешь понять и прочувствовать, если захочешь. Так и сейчас, несмотря на то что из глубины громадной кирпичной коробки до сих пор слышны выстрелы, приходит осознание того, что эту схватку мы выиграли, потому что хотели ее выиграть намного сильнее, чем противник. Барин с Казаком отправляются на помощь Крюку и Сдобному, а мы со Скопой остаемся здесь, с нашими, так сказать, военнопленными.

Сестра присела на пуфик, найденный в углу. Достала сигарету и закурила, подняв маску. Ох, ты ж, етит-колотит, сколько раз видел это и понимаю, что без такого зрелища мне будет сложно. Казалось бы, ну что такого в том, что сидит рейдер, пусть и не мужского пола, и смолит? А вот что-то есть в этом, когда видишь ее, уставшую, злую и довольную результатом, и каждая подобная сигарета ставит очередной крестик в нашей личной зачетной таблице.

— И чего мы с ними делать будем, брат? — Скопа внимательно посмотрела на трясущихся пленников. Да-да, именно трясущихся мелкой дрожью, даже отсюда видно, невооруженным взглядом. — Отпускать… как-то невыгодно.

— Угу…

А ведь она права. Что делать вот с этими ссыкунами, которые, отпусти мы их, немедленно кинутся на ближайший пост «серых» и вложат нас? Дела…