Возвращение алтаря Святовита

– Да, морячки поделились. Они по каналу пройти не могут, вода низкая. Две баржи поперёк фарватера затопили, чтобы выбраться, вот и подкинули из своих запасов. А вы как, удачно в Пинск съездили?

– Не совсем, – присаживаясь рядом с танкистами и протягивая пачку папирос, – военкоматы только формируют призывников, зато топлива целую бочку привёз, пожрать немного, да чем танки фашистские встретить.

– А нам обещали подкрепление, – жадно затягиваясь, сказал Николай, – ждём с минуты на минуту.

– Коля, обещать не значит жениться! – перебил своего товарища Соколов, вставая во весь рост.

– Разве такими вещами шутят? – с холодком в голосе, как бы упрекая, возразил Петренко.

– А это, – указывая рукой на дорогу, – по-твоему, подкрепление? Пяток вместо взвода?

По дороге, еле волоча ноги, брели красноармейцы, неся на плечах ящики с патронами. Замыкающим шёл сержант с четырьмя винтовками за спиной и трофейным автоматом на груди. И всё бы было закономерно для этих первых, самых тяжелейших дней войны, когда солдаты буквально валились с ног от усталости, если бы не форма сержанта. Она была казачьей. Шестая Кубано-Терская кавалерийская дивизия, единственная, несмотря на приказы, сохранившая свою экзотическую форму, прикрывала Ломжинский участок границы. Вроде недалеко от Кобрина, но в военное время это «недалеко» перерастало в «где-то там», куда не добраться; и появление здесь этого казака было настолько фантастичным, что едва возникший спор между танкистами на минуту прекратился. Не потому, что уставились на синие шаровары с красным кантом, а потому, что действительно подумали о подходе боеспособных соединений, коими казаки, безусловно, являлись. Нисколько не покривлю душой, если скажу, что с каждым часом принявшие на себя первый удар красноармейцы ждали, что сейчас появятся свежие полки и дивизии, пришедшие на выручку. Да что там красноармейцы, генералы так думали. Каково же было разочарование, когда сержант поведал, что лишь волей случая оказался в Бресте, и всё никак не может добраться до своих, в смысле казаков, а не прочей братии. То там его «попросят» подсобить, то здесь задержаться, а ему уже давно пора быть в седле, шашкой махать. Но, видать, без него никак не могут обойтись. Бравада его продолжалась ровно до того момента, когда имеющие на себе одни трусы танкисты стали одеваться. На мне-то маскхалат, петлиц не видно, а вот на комбинезонах они заметны. Сержант вмиг подобрался, отдал честь и представился по всей форме. А дальше началась обыденная солдатская работа.

Присмотренное место для обороны было и впрямь подходящее: высоченный склон, поросший редкими соснами, нависал, как утес над дорогой, властвуя чуть ли не над всей местностью. По крайней мере, отсюда в бинокль я видел реку, плутающую между заросшими ракитником берегами по широкому лугу, и две небольших усадьбы – одну по левую сторону от себя, а вторую напротив, сожженную ещё при поляках. Но как бы ни хорошо здесь было встретить врага, долго удерживать позицию столь скромными силами мы были не в состоянии. Со стороны города доносилась беспрерывная стрельба, и любое затишье воспринималось как нечто нехорошее: стреляют – значит живы. Пока там идёт бой, здесь есть время подготовиться к обороне. И всяческие мысли о главных и второстепенных направлениях стоит засунуть куда подальше. Это к тому, что зная, как будут развиваться события, сразу не поймёшь, какой пост ответственный, а на каком и покемарить не грех. На войне всегда лучше перебдеть, это не просто аксиома, так на душе спокойнее. Поэтому бегал я со всеми как заведённый и лопату не просто так в руках держал, орал, где надо, и пистолет доставал, угрожая усомнившимся, было и ещё кое-что, но до шомполов не дошло. Не прошло и часа, как наш небольшой отряд с отловленными на дороге «отступающими туда, где не стреляют» и, соответственно, привлечёнными на земляные работы отрыли траншеи и кое-как замаскировали технику. Танки, к сожалению, оставались самым уязвимым звеном обороны. С таким трудом поднявшись на холм, они, повёрнутые бортами к линии фронта (так как в сцепке), становились прекрасной неподвижной мишенью, несмотря на бревенчато-земляной вал, и стены мешков с песком и ящиков из-под бутылок. Как бы ни сделал хорошо, всё равно в глаза бросались недочёты, и наконец, настаёт такой момент, когда любое исправление или улучшение становится только хуже первоначального. За работой между тем мы и не услышали, как стало заметно тише. Непрекращающийся в небе гул моторов исчез из общего жгута шумов, и как-то спине стало легче, словно давящий сверху груз переложили на чужие плечи. Но помощь была кратковременна.