На новой арене бойцы ожидают своей очереди не у входа, как на старой, а в проходе сбоку. Это что-то вроде тоннеля, и, пока я там стою, у меня начинает развиваться клаустрофобия. Трибуны находятся прямо надо мной, и топчущие ноги зрителей заставляют дерево дрожать. Здесь душно, и никто не останавливает меня, когда я направляюсь ко входу. Отсюда можно хорошо разглядеть поле битвы. У меня захватывает дух. Овальная арена просто гигантская. Здесь негде спрятаться и негде скрыться в отличие от собора Сан-Марко. Теперь люди сражаются под палящим солнцем, словно на блюдечке. На трибунах не осталось ни одного свободного места. Толпа ревет и вопит, когда копье ангела пронзает горло какой-то женщины. Я сразу же жалею о том, что не пошла в другую сторону, и закрываю глаза, чтобы не видеть кланяющегося ангела, уходящего с арены. Когда я снова поднимаю веки, я окидываю взглядом трибуны и ложи. Они куда больше, чем прежние: кроме того, они более открытые, и я могу спокойно разглядеть каждого ангела. Конечно, они сидят не на узких лавочках, а в креслах. Вокруг них столы с деликатесами, а по сторонам женщины, облаченные в белые платья, готовые по щелчку пальцев прибежать к ангелам, чтобы обслужить их.
Рафаэль сидит в самой большой ложе, а вокруг него расположились другие жители его небесного двора. У каждого архангела своя собственная ложа, занимающая много места на трибунах. Михаэль тоже здесь, он сидит с Нуриэлем за одним столом. Рядом с Нуриэлем Фелиция. Я не знаю, сочувствовать ли ей или поздравлять с этим достижением. Словно почувствовав мой взгляд на себе, она поворачивается и смотрит прямо на меня. Нуриэль что-то говорит, и они оба смеются, а Фелиция кладет в рот клубнику, которую прислужница только что макнула в шоколад. Я даже знаю, о чем она сейчас думает.
Если бы я могла, я бы показала ей язык, но нам больше не десять лет, и мы не ссоримся из-за какого-нибудь леденца или фильма, который собираемся смотреть. Люцифер сидит вместе с Семьясой и Баламом, а прекрасной Наамы нигде не видно. Архангел Уриэль не явился на арену, как и Натанаэль. Тем не менее их ложи такие же роскошные и вычурные, как и у других ангелов. Они раскрашены в цвета небесных дворов. Ложа Габриэля нефритово-зеленая, Михаэля – бриллиантово-белая, Натанаэля – кирпично-красная. Ложа Фануэля пурпурная, словно аметист, кресло Люцифера кроваво-красное. Ложа Рафаэля украшена цветами голубого топаза, а ложа Уриэля сияет черным ониксом. Трибуны, на которых сидят члены совета, не так шикарны, но тоже оснащены необходимой им роскошью. Когда я снова обращаю внимание на ложу Михаэля, мое сердце бьется сильнее: Кассиэль подходит к архангелу, параллельно наблюдая за бойцами на арене. Его взгляд ненадолго останавливается на мне, но ничего в его лице не выдает того факта, что он меня знает.
Возможно, он просто не хочет рисковать. Ангел отворачивается, ставит свое кресло рядом с Михаэлем и берет бокал из рук служанки.
Это его настоящая жизнь, думаю я перед тем, как вернуться к другим бойцам.
После этого нам приказывают встать в шеренгу. Я становлюсь третьей, и, когда мы выходим на арену, я стараюсь отбросить все мысли прочь. Я не смотрю ни на ложу, где сидит Кассиэль, ни на зрителей. Я концентрируюсь на самой себе, и, встав немного поодаль от остальных, занимаю исходную позицию, ожидая звука фанфар. Наши противники кружат над нами, словно стая ворон. Я краем глаза замечаю лиловые крылья своей соперницы и сразу же их узнаю. Напротив меня приземляется Наама. Сегодня она облачена в черный наряд и выглядит как модель из журналов, которые продавались у нас раньше. Потрепанные копии таких журналов все еще можно встретить на рынке. Девушка ничего не говорит, а только поднимает свой меч и кивает мне. Мне не нужно отдельного приглашения. Сталь встречают сталь, и я крепко стою ногами в песке. Губы Наамы искривляются в ухмылке.
– Я не буду жестока с тобой, – шепчет она, отпрыгивая назад лишь для того, чтобы сразу меня атаковать. Следующий ее удар оказывается более сильным, но я отражаю его.