Возвращение Арабеллы (СИ)

Пока Арабелла выясняла отношения с Питтом Уоллесом, Дженнифер Марианна в задумчивости стояла перед мольбертом. Размеренная и неспешная жизнь в замке Мальборо побудила герцогиню вернуться к прежним увлечениям. Окончательно вступив в права наследования, женщина взяла в руки управление хозяйством, но её романтическая натура требовала чего-то большего, нежели будничные дела и беседы с прислугой. Возвращаться в Кенсингтон не хотелось — придворная жизнь казалась герцогине кромешным адом, в котором шипят ядовитые змеи, готовые ужалить каждого, кто осмелиться пройти мимо. Она всегда была в семье «белой вороной» — Джон и Арабелла, её брат и сестра, были прирождёнными авантюристами. Они унаследовали любовь к риску от матери, Елизаветы Дрейк, и её отчаянного предка. Сама же Дженнифер же была скорей похожа на отца, Уинстона Черчилля, с его девизом «Верный, но невезучий». Её не привлекали ни интриги, ни блистательная жизнь высшего света, в которой купалась её старшая сестра Арабелла, любовница Джеймса Стюарта, брата короля Якова. Проведя два дня в бесконечных и нудных разговорах о выборе меню, покупке дров, чистке каминов, на третий миссис Брэдфорд решила, что настала пора перемен. Её дочь накануне выехала в Дувр, чтобы попрощаться с командой и предложить им подписать новый договор, поэтому герцогиня осталась в полном одиночестве. В надежде хотя бы чем-нибудь занять своё время, она с раннего утра отправилась на чердак, чтобы прикоснуться к вещам, многие из которых были свидетелями её юности. Всё утро она провела там, и наконец-то отыскала свой любимый мольберт, подаренный Джоном в день её двенадцатилетия. Стряхнув пыль, Дженнифер любовно погладила слегка облупившуюся доску, испачканную разноцветными пятнами. Это был товарищ её детства, в компании которого мечтательная мисс Черчилль порой проводила целые дни и ночи, пытаясь запечатлеть цветущие яблони во дворе, таинственные башни Сент-Джеймсского дворца и шумную улицу Пэлл-Мэлл. Она поднималась с рассветом и яркими мазками рисовала восходящее солнце, вездесущих мальчишек-газетчиков и уличных торговцев с их переносными лотками. Затем приходил черёд нарядных всадников и позолоченных экипажей, весь день напролёт разъезжавших по самой модной улице Лондона, а под вечер на мольберт ложились холсты с изображением ночного города, луны и звёзд, освещавших небо над королевской резиденцией и величественным собором. Так медленно и размеренно шли дни, месяцы и годы, пока чёрная грозовая туча, нависшая над домом Черчиллей, не побудила её отца отправить дочь в Новый Свет, к родне её матери. Столько лет прошло, и вот этот мольберт снова с ней! Порывшись в дальнем углу, где в беспорядке валялись какие-то доски, старые светильники, обломки мебели, Дженнифер отыскала свои кисти. Их ворс по-прежнему мягок — она всегда хорошо отмачивала их после работы. Женщина встала с колен и, отряхнув подол домашнего платья, направилась к выходу. За дверью её поджидал слуга — молодой деревенский парень лет двадцати, крепкий, белобрысый, с серыми глазами и жёлтыми веснушками, рассыпанными по лицу подобно солнечным брызгам.

— Подойди сюда, Джеймс, — обратилась она к юноше

— Иду, моя госпожа. Что Вам угодно? — поклонился он.

«Хорошо же Сара вымуштровала слуг», — подумала про себя Дженнифер, — «не то, что у нас в Новом Свете». Лицо парня выражало готовность исполнить любой приказ хозяйки.

— Возьми, пожалуйста, мольберт и кисти, и отнеси их в мой кабинет. Только осторожно, не повреди.

Юноша легко, будто пушинку, поднял мольберт и направился к выходу.

«Наш Антуан уже давно спросил бы, почему я не хочу купить новый», — мысли о Новом Свете по-прежнему не покидали Дженнифер, — «а этот просто исполняет приказ. Интересно, если я прикажу ему перенести мои вещи в эту каморку, он тоже послушается?». Герцогиня улыбнулась, представив себе, как здоровенный детина переделывает пыльный чердак под спальню своей госпожи. Они уже покинули комнату, и юноша медленно начал спускаться вниз.

— Осторожно, Джеймс! — обеспокоено воскликнула Дженнифер, увидев, что тот едва не уронил драгоценный мольберт

— Всё в порядке, моя госпожа, — невозмутимо ответил тот, — не волнуйтесь, я крепко держу его.