Возвращение Бессмертного

Она взяла Сирин под руку, свернула в боковую аллею, обсаженную розовыми кустами.

– Ну? – с некоторым раздражением спросила она, внутренне собираясь с духом.

– Знаешь, где был Троекуров? – зашептала Сирин, нервно оглядываясь по сторонам. – Куда он пропадал после вашего летнего отдыха?

– Ну? – у Метелицы всё сжалось внутри. Неужели у Кощея ещё кто-то есть? Неужели это ей сейчас Сирин расскажет?

Всё оказалось проще и страшнее. То, что рассказала Сирин, не укладывалось в голове. И не то, что она не поверила, напротив, поверила как-то вдруг и сразу. Просто не могла осознать.

Она не стала ни возмущаться, ни отрицать, ни спрашивать и переспрашивать. Наврать такое Сирин бы не смогла, а Кощей… Кощей… Ну да. Да. Кощей мог это сделать, думала Метелица, с остановившимися глазами возвращаясь в город и не замечая ни встревоженных взглядов Сирин, ни настойчивых расспросов Ольги, дергавшей её за руку.

Метелица не заметила, как они дошли до школы, не заметила, как Сирин увела куда-то Ольгу. Она пришла в себя лишь в саду, осознав, что сидит на скамеечке в белой ротонде под пальмовыми листьями, где так часто они любили уединяться с Кощеем. Любили… У неё что-то надломилось, и она, наконец, заплакала, уронив голову в ладони.

Кто-то коснулся её плеча. Метелица вскинула голову, подняла заплаканное лицо. Кощей смотрел на неё с болью, какую она видела у него только в первые дни после похорон родителей и Василисы, когда он вот так же смотрел на маленьких сестёр.

Она не отшатнулась, не вскочила, не стала кричать. У неё всё смёрзлось и онемело, и спросила она его механически, чтобы хоть как-то начать разговор.

– Это правда?

Кощей устало опустился напротив неё.

– Я не хотел, чтобы ты знала.

– Почему?

– Вот поэтому.

Метелица снова заплакала. Что тут можно ещё сказатьё?! О чём говорить?!

132 человека. Сто тридцать два человека погибло в сожжённой Кощеем родной деревне после расправы с Ядвигой! Вот куда отправлялся он после их летнего отдыха, вот о чём думал в те счастливые беззаботные дни, целуя и засыпая рядом с ней по ночам. Метелица чувствовала себя так, словно была причастна к этому преступлению.

– Зачем, Кощей? – спросила она, размазывая слёзы по щекам. – Зачем? Неужели нельзя было обойтись без этого?!

– Я пытался, Метелица! – он говорил тихо и устало, не пытаясь ни доказать, ни убедить, а просто и честно объясняя. – Я пытался забыть все эти годы. И не смог. Каждый раз, как я смотрю на Машу, я вижу, как она плачет в тот первый день… Я помню, как сидел с Ольгой по ночам… менял пеленки… кормил… купал… Я не могу забыть этого, Метелица, понимаешь?

– И что? Теперь тебе легче?

У неё разрывалось сердце от горя и жалости. От жалости к убитым Кощеем, от жалости к Кощею, от жалости к самой себе. Она плакала по погибшим, по Кощею, по самой себе, по разрушенному, несбывшемуся счастью.

– Нет, – печально ответил он. – Не легче. Но теперь я хотя бы не думаю об этих убийцах.

– Убийцах? Убийцах?! Кощей, ты же сжёг и детей с младенцами!

Он прикрыл на секунду глаза.

– Знаешь, Метелица, – он взглянул на неё обречённым взглядом. – Я сейчас скажу то, что добьёт меня в твоих глазах окончательно. Но я всё-таки это скажу. Плохо быть сиротой. Не вырастают из сирот счастливые люди. Эти дети… Лучше им умереть сейчас, чем потом мучиться всю жизнь. Страдать, причинять страдания, жаждать мести, идти на преступления…

– Ты серьёзно? – Метелица не верила, не могла поверить. Она ждала, что он станет оправдываться, скажет, что жалеет, что не хотел, но это… – Ты серьёзно в это веришь?!

– Посмотри хоть на меня, – дёрнул плечом Кощей. – Стал бы я таким, если б родители ещё были живы? Как по-твоему? Если бы твоих родителей убили и убийцы ушли бы безнаказанными, что бы ты сделала, Метелица?

– Я бы оплакивала их. Я бы требовала правосудия. Но я не смогла бы убить сама. Не смогла бы, Кощей! Это неправильно, так нельзя! – выкрикнула Метелица.

– Что ж, значит, ты лучше меня, – криво улыбнулся он. – И тебе, по счастью, не довелось пережить того же, что мне.

– Я переживала это вместе с тобой! – Метелица вскочила. Как же он не понимает, как не может понять самого главного?! – Я переживала так же, как ты, мне так же было больно и за тебя, и за девочек. Почему ты не поговорил со мной? Почему не сказал? Я помогла бы тебе, мы бы справились с этим!

– Да, – пробормотал Кощей. – Да, наверное. Но чего уж теперь гадать…

Он поставил локти на стол, уронил голову в ладони.

– Твой Лонгир… – Метелица потрясённо заметила, что перстня на пальце Кощея нет.

Он поднял голову, посмотрел на руки, усмехнулся печально.

– Да! – он повернул ладонь тыльной стороной к Метелице. – Я больше не колдун. Велизарий забрал Лонгир. Так что, – он тоже встал, – я уже поплатился за то, что сделал.