Возвращение Безумного Бога 6

У Шила сердце в пятки ухнуло. Такой жуткой улыбки он в жизни не видывал. Губы девчонки разъехались широко в стороны, обнажив длиннющие, острые резцы. И глаза — безумные, пылающие, нечеловеческие…

— Что, испугались? — промурлыкала Лилия с издевкой, — Правильно. Бойтесь. Очень бойтесь.

И сорвалась с места. Быстрее мысли, стремительнее атакующей кобры. Вот она уже возле Ржавого, с силой выбивает автомат у него из рук. Тот только охнуть успел — а волкодевочка хватает его одной рукой за грудки, вздергивает в воздух как нашкодившего котенка.

Он отчаянно дергается, молотит ногами. Хрипит надсадно:

— Пус… ти… стерва!

А Лилия смеется колюче, неприятно. Смотрит прямо в глаза — и от этого взгляда мороз по коже. Так хищник смотрит на загнанную дичь, прикидывая, с какого боку начать трапезу.

— О нет, дружок. Не отпущу. Ты такой мясистый, вкусный… а я после сна всегда такая голодная…

И она широко распахнула рот — очень широко, так, как обычный человек никогда бы не смог…

А то, что произошло дальше… Шило в ужасе стоял на месте, полностью парализованный способный лишь наблюдать… Страх полностью сковал его, словно кролика, оказавшегося перед удавом…

…Лилия скалится весело, слизывая кровь с губ. Ее живот заметно округлился. На полу валялся автомат, ранее принадлежащий Ржавому, да оба его ботинка.

— Вкусна… Но мало. Твоя очередь, красавчик!

Шило трясет так, что зубы едва не крошатся. Он пятится, спотыкаясь, прижимая к груди трясущиеся ладони. Бормочет умоляюще:

— Не… не надо… Пожалуйста, я не хотел!..

— Да ну? — Волкодевочка склоняет голову к плечу. По подбородку ее струится алая дорожка, — А кто только что на меня слюнями капал, а?

Она подходит ближе, чеканя шаг. Глаза горят желтым, мертвенным светом. С пальцев капает чужая кровь.

— Знаешь, за свои поступки надо отвечать. За каждый. И цена — жизнь, — эхом произнесла она, — Я хорошо усвоила этот урок. Да, Эстро, любимый?

Она как будто бы обращалась к кому-то, кого здесь на самом деле не было.

Шило сипит, мотает башкой. Спиной упирается в стену, сползает по ней на подгибающихся ногах. Сознание меркнет, путается.

— Прошу… Не убивай… — лепечет он, чувствуя, как по щекам текут слезы. В штаны тоже что-то течет, теплое. Кажется, обмочился от страха, как сопливый пацан.

Лилия нависает над ним, заслоняя свет. Скалится хищно, плотоядно. И шепчет почти ласково:

— Не бойся, миленький. Я не стану тебя убивать. Это слишком просто, слишком скучно. Я подарю тебе судьбу похуже смерти…

Она хватает его за волосы, вздергивает, притягивая к своему лицу. Смотрит в самую душу, в самые потаенные глубины. И от этого взгляда разум Шила опрокидывается в беспросветную тьму ужаса.

Лилия по-звериному принюхивается, раздувая ноздри. Довольно урчит что-то и впивается зубами Шилу в плечо. Прокусывает плоть глубоко, до кости. Терзает, впрыскивает что-то обжигающее, мутящее рассудок.

Шило кричит. Кричит так, что связки рвутся в лохмотья. Боль — чудовищная, запредельная, разрывает на части. А вместе с ней — осознание. Чудовищное, непереносимое.

Из его плеча, из раны, расползается по телу что-то страшное. Что-то голодное, безумное. Заполняет вены, вгрызается в мозг, выворачивает личность наизнанку.

Шило понимает — он обращается. Становится тварью. Таким же безумцем, как волкодевочка. Только в тысячу раз хуже.

Лилия отстраняется, утирает окровавленный рот. Смотрит задумчиво, оценивающе. И холодно роняет:

— Отныне ты будешь Слугой. Моим орудием, моей игрушкой. Будешь за меня мстить, карать, рвать в клочья. И никогда, никогда не обретешь покой.

Дикий, нечеловеческий вой рвется из груди Шила. Он корчится на полу, извивается, хрустит суставами. Кости ломает, кожу рвет. Обращение — страшная, мучительная пытка.

А Лилия уже отворачивается. Уходит прочь легкой, танцующей походкой. Тает во мраке коридора последним брошенным через плечо:

— Позабавься тут, дружок. А меня дела ждут. Важные, неотложные. Я чую Эстро, чую Айсштиль… они все где-то рядом… Меня так долго держали в качестве домашнего животного, заперли в самой глубине разума… Пора сломать прутья клетки и порезвиться всласть.

Она исчезает, растворяется в тенях. Лишь смех ее колючий, острый, еще долго звенит в ушах. Отражается в гаснущем сознании…

* * *

Костя, Дарья и Айсштиль осторожно пробирались по узким, душным коридорам подземного бункера, стараясь держаться плотной группой. Впереди, освещая путь призрачно-голубым светом, плыл магический огонек, призванный Костей. Он то и дело замирал на месте, мерцая и раздуваясь, словно принюхиваясь.

Стены давили, потолок нависал, грозя вот-вот обрушиться. Воздух был затхлый и густой, пропитанный смрадом плесени и запустения. То тут, то там виднелись потеки ржавчины, свисали гроздья старой паутины. Под ногами хрустели осколки бетона и мусор. Очевидно, за этой частью бункера уже давно никто не следил. Идеальное место, чтобы прятать что-то… или кого-то важного.