— Куда он девался? — ворчал Федька. — Ты прозевал небось?
— Да ну! — оправдывался парень. — Мой глаз вострый. Подойдё-от! Каждый вечер сидит.
Вдруг он встрепенулся, схватил Фролкова за локоть:
— Вон! Высокий, с чубом. Рядом еще красавчик в кепочке.
— Где? Где? — заозирался Федька. Стукнул парня по руке. — Пальцем-то не тыкай, дурак! Забыл, с кем имеешь дело? Которые на ресторанное окно смотрят?
— Ага!
— Ладно… — Фролков прислонился к углу. — Давай топай теперь, мы, — он коснулся малаховского плеча, — сами управимся.
Парень ушел. Федька стоял и курил, а Николай маячил рядом, посматривая на двух стоящих напротив окна мужчин. Кто такие, интересно? Вот высокий усмехнулся нерешительно, пожал плечами, но махнул рукой и пошел вниз по улице рядом с приятелем.
Федька растерянно поглядел им вслед, выругался:
— В душаку мать! А говорили — в ресторан пойдет.
Он морщил лоб, мучительно соображая. В чем-то вышло несоответствие между фактом и заданием, полученным Фролковым.
— Может быть, обратно пойдем? — сунулся Малахов.
Но Федька уже решился: сладко потянулся и, схватив спутника под руку, мягко заскользил вниз по улице, где мелькал среди голов пышный чуб высокого мужчины.
Движение было большое, они вырвались из толпы только недалеко от набережной. Вошли в тихий дворик, куда свернули преследуемые, и уселись на скамейку в глубине двора.
7
— Сейчас, сейчас… — суетился Семен возле самовара. Самовар был старый, луженый во многих местах, куплен по дешевке у рыночного барыги; приобретение немалое, если учесть склонность Кашина к долгим вечерним чаепитиям. Наконец он вздул самовар, шлепнулся на табуретку:
— Ф-фу-у…
Баталов, пристроившись у колченогой этажерки, листал книги, бормотал:
— Сахаров. «Казнь королей»… Ленин. «Задачи союзов молодежи»… Жорес. «История Конвента»… Орловец. «Похождения Карла Фрейберга, короля русских сыщиков»… Бебель. «Женщина и социализм»…
Он покачал в руке пухлый том, с уважением глянул на Семена. Тот крутился на табуретке, не зная, чем занять гостя. Пока шли по улице, был обиходный разговор, беглый и необязательный. Теперь же, в узкой своей комнатке, Кашин впервые за сегодняшний день почувствовал себя неуверенно. О чем он будет говорить с Баталовым? Да и захочет ли Михаил говорить с ним? Молчит, роется в книжках, на вопросы отвечает не сразу, бурчит чего-то вполголоса.
У Михаила же и вправду сменилось настроение с того момента, как они, поглазев на тоскующего в ресторанном окне пароходного механика и помечтав о морсе, пошли к Кашину. Неуверенная, зудящая какая-то жилка забилась у виска, и никак не удавалось унять ее. Это состояние, тревожное и противное, появлялось уже в последние дни, но удавалось как-то заглушить его, оно исчезало, а сегодня было особенно сильным и щемящим. Облегчение пришло только тогда, когда они зашли в квартиру этого парнишки, только что переведенного из стажеров в агенты.
В последний месяц Баталов действительно вел жизнь тайную и опасную. Никто в угрозыске не знал об этой его жизни. Даже Войнарский. Впервые приходилось что-то скрывать от него, и Миша очень терзался, но карт упорно не открывал, ибо дознайся Войнарский — сразу подключатся другие, начнется суматоха, а на этот раз Баталов хотел все провести сам, от начала и до конца. Он не гнался за славой, она была ему безразлична. Просто, не попав по хитрой воле начальника губрозыска на операцию по ликвидации снегиревской банды, он ожесточился и решил: хватит! Скрыл данные, полученные от Кота, начал отрабатывать их сам. Работал почти месяц, ловил косые взгляды друзей, получил замечание от Войнарского, недовольного весьма его ресторанными досугами, и упорно и тщательно, как всегда, добывал информацию. Надо признать, ни одно дело не продвигалось у него так медленно и трудно, как это, и реальных зацепок накопилось совсем немного.
Молчание затягивалось; чтобы избавиться от него, Баталов спросил, оглядев комнатешку:
— Призраков, случаем, не водится?
Семен вздохнул:
— Чего нет, того нет. Тараканов только тьмищи.
Они помолчали.
— Чего ж чай-то? — спохватился Кашин. — Сейчас, обожди, сушки вытащу.
Он налил Баталову и себе чаю, пожмурился от удовольствия, отхлебнув, и осторожно спросил:
— У тебя семья есть?
— Нету. — Михаил уселся за стол, шумно придвинув табуретку. — Совсем один. Квартирую у одной бабушки-задворенки. Бабка, правда, хорошая. Я после гражданской хотел жениться, да не получилось. Ну и бог с ним, о том ли теперь думать.
— А о чем?
— Ну, о чем… — замялся Баталов. — Тебя, к примеру, надо учить. Ты все в стажерах ходишь?
— Нет, что ты! Давным-давно уже нет… месяц почти не хожу.
— У кого стажировался? Ты уж извини, что спрашиваю, поинтересоваться-то все недосуг, знаешь, было.
«Конечно, какое тебе до меня дело!» — тоскливо подумал Семен, а вслух сказал: