Возвращение блудного сына

— И мне она тоже нравится, — так же серьезно ответила вдруг билетерша. — Уж я плакала, плакала… — Она насторожилась: — Ты иди, иди! Нечего тут…

Николай дотронулся до ее платья, сказал:

— Идем, слышь-ка, вместе! Еще раз посмотрим.

— Я на работе.

— Так сеанс-то последний!

— Пойти сказаться тогда.

— У дверей буду ждать! — вслед ей крикнул Малахов.

Они прошли в передние ряды и стали смотреть на неверно дрожащее, распластанное по стене полотно.

Девушка вздрагивала, вздыхала и ойкала. Николай осторожно коснулся маленькой руки — она отдернулась. Качнулись серьги. Он снова замер. Картина кончилась; они вышли на тротуар. Перебежали улицу — подальше от высыпавшего из кинотеатра народа, — остановились и впервые посмотрели друг на друга: открыто, лицо в лицо. Она быстро отвернулась, спросила:

— Ну, как тебе фильма — второй-то раз?

— Что ж, что второй. Фильма хорошая, жизненная, все, как в жизни.

— Ага. Как в жизни.

Девушка взяла его за рукав:

— Ты за мной не ходи. Не надо. Да кто ты такой?

— Что и сказать… Красноармеец. После демобилизации два месяца скитался, чего только не навидался, а работу только вот сегодня нашел. Да и то не знаю, крепко ли устроился. Что ж, камни так камни, была бы душа на месте. А ты кто?

— Ладно-ладно! — засмеялась она. — Слишком много захотел… сразу.

— Да мне-то все равно, кто ты ни есть. Спасибо — пошла со мной, не побрезгала, разговариваешь вот.

— Зачем ты так! Вспомнишь потом эти слова, смеяться станешь… Значит, тебе все равно?

Он склонился и коснулся губами ее виска. Она приникла лбом к его плечу.

— Смотри, парень. На огонь летишь.

— А я не боюсь, — спокойно сказал Малахов.

12

Из газеты:

«ЭУГЕН НЕСЧАСТНЫЙ» В ГОРТЕАТРЕ

Жутко раздается наглый смех раздразненной женщины, и лукаво подмигивают ей уличные фонари большого города…

В больном теле — больная душа…

В больной Европе — больной танец.

Ее кумир, ее бог — шимми, шимми — суррогат полового акта.

Его танцуют все: мужчины, женщины, старики, дети — во всевозможных сочетаниях и комбинациях.

Танцуют вещи, города, страны, политика, верования, его танцует весь больной, изживший себя и свою культуру Запад.

И, наряду с потоками денег, вина, цветов, музыки и женщин, ютящиеся в подвалах чернорабочие потом и кровью добывают себе пару грошей на фунт хлеба.

Поставленная автором проблема счастья, пола и отрицания войны настолько возмутила западную буржуазию, что пьеса там нигде не была поставлена.

Эмпиреев

* * *

1500 человек на праздновании Дня Стеньки Разина.

Ушли со знаменами в луга и там провели поротную маршировку.

Был митинг. Доклад «О бытовом и революционном значении Разина».

Инсценировка.

Набег персов быстр. Победа за Разиным, и в его руках княжна. В походе на Царицын казаки стали роптать — «нас на бабу променял». Разин расстается с княжной — бросает ее в воду.

Под Царицыным Разин разбит и взят в плен. Его ведут на спортполе, и там устраивается публичная казнь.

Очевидец

…Который?

Может быть, этот — в новом костюме, на углу, — завлекает он смешливую нэпаческую дочку? Она смеется охотно, ей нравится парень — крепкий и белозубый. Он угощает ее леденцами и зовет погулять в сад, под деревья; она сыплет ему в карман семечки и упирается для вида, но — ах, хочется любви душными летними вечерами! Кто он, этот парень? Нацеловавшись с девчонкой, не пойдет ли он к ночи играть «перышком» на улицах или нюхать кокаин в разудалой «малине», исходить криком в песне:

Говорила сыну мать:
— Не водись с ворами,
А то в каторгу пойдешь
Стучать кандалами…