Возвращение Бьортнота, сына Бьортхельма

силы иссякли

духом крепитесь...

(Прим. перев.).

[7] "Настави меня. Господи, в пути Твоем. Вниду в дом Твой; поклонюся храму святому Твоему в страхе Твоем. Господи, настави меня в правде Твоей; избави меня от врагов моих. Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу, и ныне, и присно, и во веки веков, аминь". (Из латинской службы по усопшим; эти строки представляют собой цитаты из разных псалмов. - Прим. перев.)

Дж. Р. Р. Толкин

OFERMOD[1]

Эта пьеса, по объему несколько пре-вышающая давший толчок к ее созданию отрывок из древнеанглийской поэмы, за-думана была как пьеса в стихах и судить ее следует именно как стихи[2]. Но для того, чтобы оправдать свое место в "Очерках и Исследованиях"[3], она, как я предполагаю, должна по крайней мере подразумевать какое-то суждение о фор-ме и содержании древнеанглийской по-эмы (а также о ее критиках).

С этой точки зрения данная пьеса представляет собой, можно сказать, развернутый комментарий на строки 89 и 90 оригинала: "а se eorl ongan for his ofermode alyfan landes to fela lapere eode" -- "тогда эрл, подчинившись порыву неукротимой гордости, уступил землю врагу, чего делать не следовало"[4].

"Битва при Мэлдоне" обычно и сама рассмат-ривается как расширенный комментарий на про-цитированные выше и использованные в пьесе слова старого ратника Бьортвольда[5] (312, 313), или как иллюстрации к ним. Это наиболее известные строки в этой поэме, если не во всей древнеанглийской поэзии. Однако несмотря на то, что это действительно великолепные строки, они, как мне кажется, представляют меньший интерес, нежели строки, приведенные мной в начале,-- во всяком случае, поэма теряет часть силы, если не держать в уме оба этих отрывка одновременно.

Слова Бьортвольда считаются самым совер-шенным выражением героического северного ду-ха, будь то скандинавского или английского; это самая ясная и четкая формулировка учения о беспредельном терпении, поставленном на служ-бу непреклонной воле. Поэму в целом называ-ли "единственной чисто героической поэмой, сохранившейся в древнеанглийском поэтическом наследии". Однако учение это является здесь в столь незамутненной чистоте (близкой к идеалу) именно потому, что речь вкладывается в уста под-чиненного, человека, чья воля направлена к цели, назначенной для него другим человеком; он не несет ответственности по отношению к нижесто-ящим -- только исполняет свой долг и демонст-рирует преданность сюзерену. Поэтому личная гордость в его поступках отступает на задний план, а любовь и преданность оказываются на первом.

Дело в том, что этот "северный героический дух" никогда не является в первозданной чистоте: он всегда представляет из себя сплав золота с ка-кими-нибудь добавками. Беспримесный, этот дух заставляет человека не дрогнув вынести, в случае необходимости, даже смерть; а необходимость воз-никает, когда смерть способствует достижению задачи, которую поставила воля, или когда жизнь можно купить, только отрекшись от того, за что сражаешься. Но поскольку таким поведением вос-хищались, к чистому героизму всегда примешивалось желание завоевать себе доброе имя. Так, Леофсуну в "Битве при Мэлдоне" соблюдает верность долгу потому, что боится упреков, которые посыплются на него, если он вернется домой живым[6].

Этот мотив, конечно, вряд ли выходит за пределы "совести": человек судит себя сам в свете мнения своих вождей, с которыми сам герой соглашается и которому полностью под-чиняется; поэтому, не будь рядом свидетелей, он действовал бы точно так же. Однако этот элемент гордости, выраженный желанием чести и славы при жизни и после смерти, имеет тен-денцию расти и становиться основным направляющим мотивом поведения, толкая человека за пределы бесцветной героической необхо-димости к избыточности -- к "рыцарству" (chivalry), "рыцарской браваде". Эта избыточ-ность остается избыточностью и тогда, когда выходит за пределы необходимости и долга и даже становится им помехой, хотя современ-ники ее и одобряют.