Возвращение Черного Еретика (СИ)

Он поднимает на Астори отчаянный взгляд.

— Я с ними никогда не… не увижусь?

— Боюсь, нет, — вздыхает она. — Ты ведь понимаешь, репутация…

— Понимаю. — Он опускает голову.

— И… и я не могу оставить тебе эти фотографии… если кто-нибудь заметит, поднимется шумиха…

— Разумеется, дорогая. Я сейчас тебе их верну. Только посмотрю ещё немного… минутку…

Астори с сожалением поводит плечами. Ей бы хотелось, чтобы жил с ней, в Серебряном дворце, чтобы они вместе гуляли по парку, обедали, на выходные ездили с детьми в королевские поместья (но только не в Медовый пик, о нет!), упражнялись в стрельбе — он мог бы научить её так многому… У них появилась бы настоящая семья — в три поколения! Если бы… если бы отец был свободен… если бы у неё получилось это устроить.

Но для этого понадобилась бы помощь Тадеуша, а с учётом того, что недавно произошло между ними, рассчитывать на неё по меньшей мере наивно, по большей — откровенно глупо.

— Солнышко, ты какая-то задумчивая сегодня.

Голос отца возвращает её в реальность. Астори моргает, ёрзает локтями по столу.

— Да?.. В смысле?

— Ничего не случилось? — с тревогой спрашивает Гермион. Она натянуто улыбается. Отводит за уши вьющуюся прядь.

— С чего ты взял?

— Не знаю, просто… подумал, может, ты и премьер-министр… вы…

Астори склоняет голову набок и беззлобно усмехается, глядя на смущенного отца.

— Папа, когда ты врешь, у тебя морщится нос, как у меня. Выкладывай.

Гермион тяжело вздыхает, виновато смотрит на дочь.

— Я читал «Глашатай». Да и вообще… все газеты только и пишут, что о… происшествии… во Дворце Советов.

Сердце начинает стучать громче.

— А… это… — Она втягивает воздух и прикусывает изнутри щеку. Вскидывает брови. — Ну да, да… было.

Улыбка становится сухой и дёрганной.

— Мы с Тадеушем поссорились.

***

Астори ожесточенно мнёт перчатки у входа в зал совещаний. Барабанит пальцами по стене. За окнами серым скучным вторником раскинулась бесснежная зима, слякотная, тусклая, с чавкающей под колёсами грязью и свинцовым небом, похожим на невымытый перевернутый таз. Площадь запружена пешеходами. Гудят машины. Метерлинк уже отошел от сайольской праздничной суеты: конец января, давно пора снова приниматься за работу.

Коридор понемногу наполняется людьми; мимо прошагивают, почтительно здороваясь, советники. Астори ждёт Тадеуша. Он наверняка жутко волнуется — сегодня он наконец решился представить свой проект конституции, отточенный и выверенный вплоть до малейшей, самой незначительной детали. Тадеуш годами трудился над ним. Он надеется на успех; шансов пятьдесят на пятьдесят, но Астори знает, что Тадеушу под силу абсолютно всё: против его проницательного живого ума и подкупающего обаяния выстоять могут немногие.

Астори знает и то, что предаст его сегодня. Опять.

— Ваше Величество, прошу прощения, задержался. — Он появляется из ниоткуда, приваливается к стене, чтобы отдышаться. — Пробки…

И добавляет шёпотом:

— Я ведь не опоздал?

— Нет, — улыбается она. Руки тянутся поправить его сбившийся влево галстук, но нельзя: чересчур много чужих любопытных глаз вокруг. — Заседание ещё не началось… идёмте.

Они рассаживаются на своих местах, рядом друг с другом. Переговариваются советники; Астори различает ястребиный профиль Уолриша. Они обмениваются долгими красноречивыми взглядами.

Тадеуш выступает третьим, и его съедает лихорадочное нетерпение пополам с беспокойством. Он елозит в кресле. Тяжело сглатывает. Астори осторожно трогает его за рукав: тише, я с тобой, я рядом.

Как это подло. Астори ещё никогда не было так тошно от себя.

Подходит его очередь; Тадеуш встаёт, нервно оправляет пиджак и под слабый шуршащий гул перешёптываний приближается к стойке, на которую льется электрический тонкий свет. Выдыхает. Набирается сил перед рывком. Его невнимательный расплывающийся взгляд скользит по рядам.

Когда он начинает говорить, голоса стихают, и в зале воцаряется чуткая, почти физическая ощутимая тишина. Астори затаивает дыхание. Она знает, Тадеуша невозможно не слушать — он умеет подбирать нужные интонации и ритм речи — и не влюбиться в него в эти моменты тоже невозможно… Он оседлал своего любимого конька — равноправие Севера и Юга. Слова сыпятся, как жемчужины из шкатулки. Он жестикулирует энергично и уверенно, выдерживает многозначительные паузы после риторических восклицаний, грамотно расставляет акценты и держится с нарочитой свободой и простотой. Тадеуша несёт вдохновение.

Он заканчивает, коротко откашливается и замирает в ожидании вопросов. Обводит спокойным взглядом зал, прищуривается — тянется чья-то рука. В полутьме лица не видно.

— Да, пожалуйста?..

С места, одёргивая темно-бежевый пиджак, поднимается Астори. Тадеуш приоткрывает рот, неверяще двигает головой вправо. Она смотрит на него — в упор, холодно, открыто.

И стреляет на поражение.

— Господин премьер-министр, уверены ли вы, что предложенный вами проект окупит затраченные на него усилий в политическом, экономическом и идеологическом планах?