Возвращение Черного Еретика (СИ)

Он с шумом выдыхает и сдёргивает очки, поднимаясь.

— Мне пора собираться на концерт.

Эйсли присвистывает ему вслед.

— Со мной мог бы и не стесняться! — Она гибко встаёт с кресла. — Ладно, проветрюсь и я… покурю.

Тадеуш замирает в дверях. Недовольно хмурится: эту новую привычку Эйсли он так и не смог принять.

— Ну зачем, ну…

— Ты ведь выпиваешь!

— Немного. И я не курю, и потом, я — это я, а ты… ты же… девочка…

Эйсли усмехается, оправляя футболку. Зелёные глаза сверкают.

— Нет, Тедди. Я давно уже не девочка.

***

В концертном зале Тадеуш обнаруживает Астори, уже занявшую своё место. Струится водопад темно-каштановых волос, матовой белизной обхватывает смуглую шею нитка жемчуга; строгие перчатки, синий пиджак и такого же цвета юбка-карандаш. Пахнет магнолией и лотосом. Тадеуш почтительно склоняется, и аромат ударяет ему в нос обольстительной манящей волной. Астори жмёт ему руку и робко улыбается.

— Ваше Величество…

— Господин премьер-министр…

Он садится, поправляет галстук. Она осторожно взглядывает на него, но Тадеуш намеренно отворачивается, делая вид, что ничего не замечает. Аромат преследует его. Душит. Он стискивает зубы: нет, поддаваться нельзя.

Они с Астори уже несколько месяцев держат дистанцию; вернее, держит Тадеуш, а она пытается заново наладить отношения и помириться. Но камень преткновения слишком тяжёл. Его так просто не сдвинуть. Нелегко приходится обоим, но Тадеуш упорно стоит на своём: она просила его выбрать, и он выбирает. Голос крови предков-северян не заглушит ничто… даже любовь. Даже любовь, которую он выпестовал в себе, которую лелеял семь лет, которую пронёс через непонимание, обиды и ложь.

Она всё вынесла… вынесет ли этот — новый — ещё один — удар?

Концерт длится бесконечно долго. Астори так близко, что Тадеуш ощущает её дыхание; её рука в полутьме нашаривает его локоть, касается мимолетом. Он сглатывает. Старается сосредоточиться на песне. Туфля Астори мягко подталкивает его ботинок, и Тадеушу становится совсем неуютно.

Но он не отводит ногу.

Остаётся надеяться, что любопытная камера не наставлена на них прямо сейчас и эти кадры не будут потом маячить на всех каналах. Он слегка сталкивает их колена и перехватывает руку Астори. Сжимает её.

— Мне… мне правда жаль, — слышит он тихий шёпот Астори. — Прости меня.

Тадеуш не отвечает, просто держит её за руку и молчит. Это не примирение… но первый шаг к нему. Один из сотни шагов. Сейчас их окутывает полумрак, и на сцене что-то поют о любви, и их никто — почти никто — не видит, да и сами они не видят друг друга, но чувствуют — каждой клеткой тела. До дрожи. До головокружения. Тадеуш впитывает аромат сухих и нежных духов Астори. Он не верит, что ей действительно жаль: слишком хорошо научился распознавать её ложь, и как бы сильно Астори ни сводила его с ума, ей не удастся взять над ним верх. Не в этот раз. Больше — нет.

— У нас сегодня аудиенция, — шепчет она. Его хватает лишь на то, чтобы глухо выдавить:

— Я знаю.

Он не должен сдаваться так просто, не должен, иначе всё это будет зря. Ей стоит понять, что есть черта, которую нельзя переступать безнаказанно. Но Астори не занимать упорства — и она пытается снова:

— Приезжай во дворец сразу после концерта.

— Я оставил папку дома.

— Ничего. — Она облизывает нижнюю губу. — Мы займёмся другими… делами… у меня есть нужные документы. Мы давно их не обсуждали.

Давно. И Тадеуш скучает: он помнит, как хорошо у Астори в спальне, но… но нет. Она оскорбила его и его любовь к родине, она знала, как долго и упорно он работал над проектом северной конституции, и тем не менее, тем не менее — она пошла на предательство. Астори сговорилась с жёлтыми. Мастер знает, как больно ему любить её после этого. Тадеуш стискивает зубы: у него есть долг перед избравшим его народом — долг, о котором он не имеет права забывать.

— Я прикажу послать за папкой и приеду, — говорит он, выпрямляясь и не смотря ей в глаза. — У нас осталось с прошлой встречи несколько проектов, которые мы не успели обсудить.

Он отпускает её ладонь, и концерт тянется ещё дольше, ещё невыносимой. Потом машина катит по вечернему Метерлинку, и мокрые огни Старого Города падают через стекло на ткань брюк. Вырастает из тумана Серебряный дворец. Знакомый холод коридоров, скрип двери… Тадеушу всё ещё не верится, что это происходит на самом деле. Он входит в кабинет, и ему навстречу поднимается Астори. Вихрится огненный фейерверк её духов; нити их взглядов напряженно подрагивают, переплетаются; Тадеуш на секунду забывает, как надо дышать, и тотчас овладевает собой. Касание — ладонями. Каждый раз ново и притягательно, они словно вспоминают на ощупь, каково это — чувствовать друг друга. Астори, кажется, заполняет собой всё мироздание, и Тадеуш может только вдыхать, ощущать, принимать… Он хочет её. Он её ненавидит. Да, она вулкан, да, жить с ней — всё равно что сидеть на бомбе, которая в любую минуту взорвется, да, она ураган, неукрощаемая, непокорная, гордая и упрямая, но он любит её именно за это.

Она — его паруса, в которых вечно бушует ветер.