Возвращение чувств. Машина

Нестарый мужчина. Лет тридцати пяти. Лицо явно арийского типа. Белобрысый, скорее блондин, чем русый. Угри по всему лицу. Само лицо очень неприятное. Что-то в нём было отталкивающее и страшное. Даже без сознания он казался подлым, хищным и коварным. Спиной к такому поворачиваться не рекомендуется.

Да, такой мог пытать женщину. И изнасиловать.

Под капающей в одном месте особенно сильной струйкой было подставлено полусгнившее деревянное ведро. Набрав в горсть воды, Катарина плеснула мужчине в лицо.

С первого раза не помогло. И со второго тоже. Тогда она стала бить его по щекам ладонью. Это подействовало. Он замычал и вскинул голову.

На них уставились два полных ненависти водянисто-блеклых глаза. Теперь впечатление подлости и коварства их обладателя только усилилось, как и сходство с хорьком. Когда он обнаружил, что связан, то злобно зарычал, заёрзав.

С минуту Катарина и Пьер молча рассматривали пленника. Он, выяснив, что освободиться не удастся, жёг их в ответ своим взглядом.

Затем Катарина сказала Пьеру:

– Спроси его по-немецки, сын ли он барона фонРозенберга.

Пьер перевёл вопрос. Катарина, хоть и знала язык теперь гораздо лучше, предпочла вначале послушать ответы так, словно не понимала их.

Но ответом им был только поток грязных немецких ругательств, невнятно доносившихся из завязанного рта, да усиленное дёрганье тела в попытках освободиться.

Пожав плечами, Катарина отстранила Пьера и взяла толстый деревянный клин из кучи таких же, и молоток – скорее, кувалду – и пристроила клин в нужное место.

Вздохнув про себя, она что было сил ударила по торцу клина, загоняя меж досок, сжимавших ноги злобного мерзавца.

Минуты две, кроме бешено-отчаянного рёва, ничего толкового слышно не было.

Затем пленник затих, лишь иногда всхлипывая и дёргаясь всем телом. Слёзы градом катились по побелевшим щекам, и выражение глаз стало совсем другим. Он застонал, и пробормотал что-то о Господе. Катарину передёрнуло. Сверкнув глазами, как можно спокойней она сказала:

– Спроси его ещё раз.

На этот раз Пьер даже не успел закончить вопрос, а пленник уже торопливо кивал, мычанием подтверждая ответ. Она взяла кувалду снова, взвесила в руке.

– Спроси, он один здесь?

Округлившимися от ужаса глазами он косился то на её руку, то на их лица, кивая.

Да, он здесь один. Что ж. Она рада, что он подтвердил то, что она уже узнала с помощью обоняния… А теперь это знает и Пьер.

– Знает ли о его подвигах его отец?

Нет, не знает.

– Знает ли ещё кто-нибудь о подземном ходе?

Нет, не знает. Это показалось ей странным. Впрочем, такому гадёнышу ни лишние свидетели, ни конкуренты явно не нужны.

– Женщина, которая похоронена в подземельи – Гертруда Гессель?

Да, это она.

– Она рассказала, где барон хранил свой важный документ?

Да, рассказала. При ответе на этот вопрос в глазах и позе пленника вновь появилось что-то вроде мерзкой ухмылки, презрения и похотливого поерзывания, но всё это быстро сменилось невыразимым ужасом, когда Катарина сделала шаг вперёд.

Боже, да избавив мир от этого трусливого мерзавца-садиста они только окажут услугу Господу, да и человечеству… Страшно подумать, что у такого выродка могли бы быть дети! С его наследственностью.

Но к счастью, их нет. И теперь вряд ли будут.

– Хорошо ли он понимает, что от его искренности зависит его… хм. Скажем так: относительная целостность его тела?

Пьер как-то справился и с этим переводом.

Новая волна ужаса и поспешное кивание – да, она чувствовала его готовность…

Неторопливо подойдя, она развязала полосу материи и вынула кляп.

Вместо потока ругательств теперь был поток просьб сохранить ему жизнь. Она оборвала его, и Пьер перевёл следующий вопрос.

Они узнали, что тайный ход был найден им год назад, случайно, когда он просто крутился вокруг замка фонХорстмана, выясняя, не удастся ли как-то навредить соседу.

Полусгнившая крышка с засохшим дёрном и дырами немного выделялась по цвету на фоне зелени оврага. Он сразу понял, что это. Заменил крышку и дёрн.

Здесь шансы подпортить жизнь врагу отца казались гораздо лучше – до этого он только стрелял из арбалета в спину его людям (оба раза, к счастью для них, неудачно), и поджигал дома крестьян (а с этим, к сожалению, ему повезло, и два дома сгорело). Затем около четырёх месяцев он обследовал лабиринт подземелья и смазывал и готовил механизмы дверей и прочее необходимое оборудование. Какое, им и так было понятно.

Отец его очень обрадовался добытому документу, но каким образом он добыт, не знает. Такой роскошный подарок, как подземный ход под домом врага, сынок хотел приберечь для себя. Гертруду он похитил семь месяцев назад, оглушив её в её же комнате, глубокой ночью. Никто ничего не заметил.